Люк закрывается, и я остаюсь один перед многочисленными приборами на стенках, перед пестрой паутиной трубок и проводов и глазком, через который за мной наблюдают снаружи. При помощи шлемофона с ларингофонами я держу связь С наблюдателями. Начинается «подъем» на высоты 8,10,12,15 тысяч метров. Из термобарокамеры выкачивается воздух для создания соответствующего давления на «высоте», а мощные холодильники создают соответствующую температуру.
Сейчас август месяц. Снаружи в окна высотной лаборатории заглядывают зеленые ветви деревьев, а на моих меховых унтах, перчатках и скафандре ложится все более толстый слой пушистого инея. Чувствую я себя пока что отлично. Дышится легко и свободно, обогреваемое окно дает отличный обзор. С «подъемом на высоту» скафандр все более раздувается внутренним давлением, становится более жестким, но я довольно свободно делаю широкие движения руками и ногами. Я привыкаю к костюму все больше и больше, все теснее сживаюсь с ним. Подача кислорода, обогрев, удаление отработанных продуктов дыхания и влаги – все на уровне технических требований.
Подошел второй этап испытаний – имитация отделения от самолета. Поочередно, на высотах 8 и 10 тысяч метров я, включив вентиль своего кислородного баллончика, укрепленного на бедре, выдергивал рукоятку замка, переходя на автономное кислородное питание. Пружинные клапаны закрывали отверстие в замке, жгут падал на пол, после чего меня «спускали» с предполагаемой скоростью снижения. Испытания шли успешно.
Но вот на 12 тыс. метрах скафандр впервые преподнес мне пакость – при выдергивании замка клапан не сработал, и костюм стравил давление. Соответственно я быстро воспарил с 2000 метров, соответствовавших давлению в скафандре, на 1 2 тыс. метров, и успев нажать на аварийный сигнал, потерял сознание. Меня быстро «спустили» вниз, но на каком то промежутке времени мне пришлось бороться с чувством недоверия к каверзной натуре моего подопечного.
После устранения мелких неполадок, выявленных в процессе наземных испытаний, начались летные испытания.
Набив скафандр песком по весу человека, и установив ему на «голову» бароспидограф, мы подцепили его к бомбосбрасывателям самолета ДБ-3, и сбросили с высоты 2000 метров. Фала раскрыла парашют, и наш питомец начал свое «беспилотное» снижение. Расшифровка записи самописца показала, что скорость снижения была немногим меньше двукратной от нормальной скорости снижения при тренировочных прыжках. Наш «парашютист», ударившись при приземлении о твердый грунт, лопнул. Жалко сморщившись на высыпавшемся из него песке, он напомнил мне человека, грохнувшегося о землю с высоты 10-го этажа, и с которого, в довершение к вывалившимся внутренностям, содрало еще при падении всю кожу.
