Медленно. Кирилл теряет очертания — «горько-сладкий» наполняет его без остатка, лишая отголосков сознания. Больше ничего не существует из того, что наполняло его легкие воздухом. Картины прошлого сменяют одна другую, но не вызывают ничего. Даже привычной гнетущей тоски. Липкий и жаркий кайф заполняет каждый уголок его существа. Медленно.
Золотистый морской окунь зарывается в песок — километры воды на его плавниковых «плечах» давят, хочется сбежать или уснуть. Мучительно душно. Он засыпает и видит далекие течения чистейших и полноводных рек. Возможно, окуню снится рыбий рай. Жаль, только «пресный».
Когда Кирилл сел плотно на «спиды», все оказалось слишком быстрым. Жизнь кипела. Он работал, как и полагается всем и каждому в нашем мире. Но зато, впахивая по нескольку суток в автослесарской, не уставал. Смена за сменой подряд, не отключая сознания. Кирилл мог не спать, не есть, не испытывать жажды, не ощущать смены температур, не хотеть женщин, а самое главное — он не чувствовал боли. «Спиды» сжигали его, высасывали силы, пожирали деньги. Парень не замечал, как клацает зубами на клиентов, как выпучивает безумно глаза, как обливается потом и неистовым танцем рук жестикулирует в обычном, ординарном разговоре, выдавая собеседнику весь адреналиновый веер внутренней экспрессии. Начальник заглядывал в глаза Кирилла, стремясь обнаружить морское дно расширенных зрачков. Тщетно. Кирилл плыл по течению вместе с развитием технологий и каплями для глаз. Любой «мусор» знает — с нынешним уровнем фармакологии наркоманов вычислить гораздо сложнее.
Кирилл мог платить за «спиды». Работа дает мужчине право называться мужчиной по факту наличия первичных половых признаков. А хорошая работа — быть лидером. Он наслаждался этим, а еще возможностью игнорировать ор матери, всесилием и отсутствием изматывающих мыслей. Под «спидами» Кирилл становился сверхчеловеком. Он мог бить морды ублюдкам с района, которые в лицо его сестре плевали слюнявое и хлесткое: «блядь». И пускай это была правда, но Кирилл заставлял их жалеть, даже тех, кто превосходил его по силе. Любого. Боли не было. Она приходила потом, в отходняки — потные и смрадные, когда прояснялось сознание. Но Кирилл не любил выныривать, он бежал от этого и гасил ясность разума новой порцией «быстряка». Он работал, бил морду, покупал «спиды», потом снова работал, бил морду и опять покупал колеса. А потом Кирилл устал. Выдохся. Внутренний механизм пришел в негодность и оборвался, разлетаясь на сотни ненужных деталей.
