Здесь он пробыл недолго и вскоре вместе с полком попал на левый фланг фронта, где в то время шли тяжелые бои.
Все лето, осень и часть зимы он провел в горах, охраняя то, что на языке военных называлось линией русских войск. В действительности это была не линия, а беспорядочно разбросанная по взгорью сеть небольших окопчиков на три, четыре, а то и еще меньшее количество солдат. Сложенные из каменных глыб, они лепились по уступам гор то по два-три рядом, то один над другим, насколько мог охватить глаз.
В середине ноября в сражении с курдами Измайлов был ранен в ногу. Разведчика доставили в госпиталь, в Трапезунд.
Рана оказалась легкой, заживала быстро. Измайлова собирались уже выписать из госпиталя, но… пришла беда, берегись, солдат. Его свалил брюшной тиф, и разведчик пролежал в госпитале еще чуть ли не месяц.
Проходили дни. Здоровье Измайлова улучшалось, возвращались утраченные силы, на душе становилось веселее. Он окреп, свободно ходил по палате. Останавливаясь то у одной, то у другой койки, Измайлов разговаривал с такими же, как сам, больными и ранеными солдатами, балагурил с ними, играл на гармошке, напевал вполголоса песню о том, как «во малиновом садочке краса-девица жила».
Солдаты просили его спеть что-нибудь погромче, но Измайлов отнекивался: куда, мол, ему. Вот послушать, как поют другие, — это он с удовольствием.
Товарищи заметили, что Измайлов последние дни задерживается дольше обычного возле небольшого зеркальца на стене в палате. После бритья он подолгу разглаживает коротко остриженные под машинку волосы и как бы изучает свое лицо, то приподнимая, то опуская брови, будто актер.
«Готовится к чему, что ли?» — удивлялись наиболее любопытные.
— В актеры метит, — говорил сосед по конке.
— А может, в анархисты-террористы, — посмеялся матрос-черноморец с забинтованной до предплечья правой рукой.
Измайлов заметно для всех начал прихорашиваться, вытащил из тумбочки и прикрепил к больничной рубашке георгиевский крест.
Все в палате знали: это уже вторая награда за отвагу в бою. Молодой разведчик заменил убитого командира и повел солдат в атаку. Все закончилось захватом важной позиции.
— Не завелась ли у тебя краля среди сестричек? Ишь как стараешься! — высказывал догадку моряк-черноморец.
По госпиталю ходил слух о скорой отправке больных в Россию, в Батум. Поговаривали о командах выздоравливающих, о посылке вновь на фронт.
— Так и будут гонять, покуда не убьют, — говорил обросший густой, черной как смоль бородой выздоравливающий воин. — Чего солдата, серую шинель, жалеть!
