Чугунов давал концерт самодеятельности. Балалайку он обнаружил при очередном осмотре ящиков с товарами, которые хранились в складе, сооружённом из брезента, натянутого на деревянный каркас. Он сам ещё в Хабаровске после некоторых колебаний сунул балалайку в ящик вместе с другими товарами и теперь был несказанно рад. Усевшись на прилавок, Степан Степанович сыграл всё, что умел, а затем решил пропеть и частушки, кое-что сочиняя прямо на ходу.
Ветер дует, ветер дует, И трещит лютой мороз, Стёпка с чукчами торгует И смешит их всех до слёз.
Чукчи и в самом деле смеялись, тем более что видели: русскому это нравится, а им так хотелось ему угодить.
Если б видела Ритуля, Развесёлый я какой, Прилетела бы, как пуля: Здравствуй, милый, дорогой.
Степан Степанович и сам смеялся, стараясь заглушить ядовитую горечь, и было трудно понять, как выдерживают струны его балалайки – так усердно он их терзал. Когда вошла Кайти, он ещё несколько раз ударил по струнам, не в силах остановить своего буйного разбега, а потом отложил балалайку в сторону и воскликнул:
– Смотрите, Кайти… Кайти пришла! Проходи сюда, голубушка, здесь есть место. Проходи, сейчас я научу тебя мерить вот этим метром мануфактуру. Да и деньги считать надо бы тебе научиться…
Увидев, с каким преувеличенным вниманием русский встретил Кайти, Мэмэль обиженно надулась, опустила голову, ревниво кусая губы. Степан Степанович, развернув на прилавке ситец, принялся показывать, как отмеряют его метром.
– Смотри, смотри сюда, Кайти. Допустим, на платье тебе надо четыре метра…
И устремились к прилавку, кроме Кайти, все, кто был в магазине: спасибо русскому, он учит понимать полезные вещи, спасибо ему и за то, что в стойбище стало жить веселее.
Кайти стала звать мужа на вечера в факторию:
– Пойдём посмотрим. Русский смешной и очень добрый. Я за всю жизнь так много не смеялась, как там.
Пойгин согласился. В магазин он вошёл в тот момент, когда Чугунов декламировал Некрасова, «Мужичок с ноготок» – единственные стихи, которые он помнил со школьных лет. Приветливо помахав рукой Пойгину и Кайти, он продолжал добросовестно дочитывать до конца и, когда в одном месте сбился, сказал:
– Вот, дьявол, забыл. Вы уж простите, я этот куплет начну сначала…
Когда русский умолк, Пойгин сказал, наблюдая, в какой глубокой задумчивости сидят люди:
– Вы настолько погрузились в думы, что я позавидовал… Неужели вы научились русскому разговору и все поняли, о чём говорит торговый человек?
