— Да, только если все получится.
— Еще бы не получилось! А даже если и нет, уже сам факт, что ты первым выбил из них такое разрешение, для нас большое достижение.
Я заставил себя сдержаться, мысленно напомнив себе, что это его работа — выбивать газетные строчки. Своего рода разновидность медицинской специальности.
— Извини меня, Уоррен, у меня сейчас ни секунды свободной.
— Хорошо, хорошо, Мэтью. Только не забудь обо мне, мы — одна команда. Ты внутри, я — снаружи.
Я не стал слушать его бодрую болтовню и повесил трубку, дав себе слово не переносить на своих сотрудников груз, возложенный на меня Уорреном.
Я объявил, что ухожу завтракать и несколько часов меня не будет. Что было воспринято с нескрываемым облегчением.
Прошло три дня. Мы закончили так называемую ретровирусную обработку, и новые клетки можно было вводить больному мальчику. Формально говоря, никто не знал, чем это все закончится. Общее напряжение ощущалось уже на подходе к его палате.
По обе стороны от постели Джоша стояли его мать и отец. Они держали сына за руки, а я сел на кровать и стал вводить ему в вену чудодейственное средство — как я его называл, чтобы зря не волновать мальчика.
— Доктор, а как клетки определяют, куда им двигаться? — спросила меня Барбара, когда я закончил. — Не могут они затеряться где-нибудь в другой части организма?
Это был наихудший сценарий.
— Понимаете, — уклончиво ответил я, — у каждой ткани свой «код». Я надеюсь, наш вирус распознает нужный «адрес».
Поначалу состояние больного никак не изменилось. Ни в лучшую, ни в худшую сторону.
Мы вступили в фазу напряженного ожидания.
В последующие дни я уходил из госпиталя, только чтобы совершить пробежку и забрать свою почту. Я по нескольку раз в день навещал Джоша, смотрел показатели жизненно важных функций, глаза и все прочее.
В какой-то момент отец отозвал меня в сторонку и попытался выудить из меня хоть какую-то информацию.
— Доктор, как у нас дела?
— Грег, еще рано о чем-то говорить.
— Тогда почему вы его все время смотрите? — удивился он.
Не мог же я ему сказать, что просто проверяю, жив ли еще его сын!
К исходу пятого дня мы отвезли Джоша на рентген. Это был первый снимок после введения ретровируса. Мы все сгрудились вокруг нашего радиолога Эла Реддинга, а тот записывал то, что видит, на диктофон.
— Размер опухоли полтора на два. По сравнению с предыдущим снимком от четырнадцатого числа роста не отмечается.
Все разом загалдели.
— Эл, я не ослышался? — переспросил я, желая убедиться, что ничего не придумал. — Ты считаешь, опухоль не увеличилась?
