Когда Мэгги дала понять, что примет более теплое обращение, Виктор еще отчетливее увидел, как нечестно будет ответить ей. Но он разрывался надвое. Все зашло слишком далеко. Если признаться Мэгги, что он теряет себя и потому должен держаться от нее подальше, Мэгги (по своему великодушию и отваге), не в силах сдерживать страсть, вполне могла отдаться ему, когда он оправлялся после приступа.
Напрашивалось другое решение: он мог бы обдуманно внушить Мэгги, что больше ее не любит, и тем вынудить освободиться. Но и тут Виктор понимал, что после каждого приступа станет срывать собственный замысел, бросаясь к ней. Больше того, он с удивлением поймал себя на моральном отвращении к отрицанию собственной любви. Ему смутно казалось, что тем он погубит нечто еще большее, чем счастье Мэгги. То, на что он надеялся, – духовное единение (как называл его Виктор) уже проникло в их дружбу. Уничтожить его ложью, даже ради ее личного комфорта, было бы равносильно убийству духа их отношений. Кроме того, говорил себе Виктор, даже с точки зрения ее индивидуального счастья такой безжалостный замысел окажется бесполезным. Мэгги уже была крепко связана с ним. Разрыв этой связи не только заставил бы ее жестоко страдать, но и научил бы, что даже столь полная любовь в конечном счете тленна. Это сознание, наслоившись на прежний неудачный опыт, могло обратить ее к ожесточенному цинизму.
Виктор тратил на размышления над этой дилеммой немало драгоценного времени, которое проводил с Мэгги, а той его рассеянность, конечно, представлялась отчужденностью.
Кризис наступил после особенно тяжелого приступа. Виктор очнулся от сна только под вечер, опоздав на поезд, которым должен был ехать на еженедельную лекцию в далеком городке. Он проснулся в состоянии жесточайшей подавленности. При этом в момент между сном и явью он испытал явственное отвращение к своей нынешней жизни и занятиям. Он ощутил смутную, виноватую тоску по прежней жизни. Осознав значение этого симптома, он вскочил с кровати в ужасе, что его бодрствующая ипостась уже подавлена. Но нет, он оставался более или менее самим собой, только отупевшим, не в лучшей форме.
Приняв холодную ванну, Виктор оделся, побрился, попросил заботливую хозяйку квартиры приготовить ему поесть и позвонил в университет, что заболел и пропустит занятие. После еды он написал длинное чувствительное послание Мэгги, объяснив в нем прежнюю свою холодность и нынешнюю беду и умоляя спасти его и себя – приехать к нему жить. Кроме того, он обещал, что навестит ее через пару дней, в свой свободный вечер, и они смогут все обговорить и все устроить. Он закончил письмо страстными признаниями и утверждением: «Я отчаянно нуждаюсь в тебе, а ты – во мне. Перебравшись ко мне, ты, может быть, будешь ужасно страдать, но не погибнешь».
