Трёхмерный мир - Александр Владимирович Мальцев

Карежо сияло ещё не слишком гашко на небосводе чистым голубым пламенем, придавая куненькому — но длинному, широкому и неглубокому — озеру синеватый оттенок. Отсвечивало от ряби во внешнем объёме пруда, заставляло щуриться. Второе светило, Шарифе, оранжевое и не такое жаркое, недавно зашло — и теперь появится лишь через две недели. Вечера будут прохладными, надо будет теплее одеваться, а не так… Муклиний пощупал ткань своего костюма — куняя. Вот придёт домой — ему достанется от обеих. Станут бросаться тряпками, обзываться бранными словами… А потом, когда он всё осознает и раскается, жёны будут ворчать всю ночь напролёт, что Муклиний за собой не следит — и, того и гляди, заболеет. Да уж, старость — не радость. Недавно лишь отмучился с бронхитом, обошлось, вроде.

Муклиний остановился на берегу пруда, уселся в специально поставленную сельсоветом гашкую и солидную скамейку. Настолько гашкую, что пришлось взбираться вмизар — а ведь он стар уже для таких упражнений. Как будто для великанов поставили, честное слово! Хорошо ещё, что не очень высоко, а то бы и дотянуться не смог. На что налоги уходят, в какую бездну? Забирают десятину, а толку — чуть.

Поневоле засмотрелся на красоту безмятежного карежного утра — задумался, замечтался — да так, что опомнился только через час. Черти двухвостые, он же опаздывает! Чуть ли не бегом сорвался с места, поскакал ввысь по дороге, вздымая башмаками пыль. Та взметалась вмизар и медленно оседала за его спиной.

Дорога, кстати, была не очень. Широкий параллелепипед, протянувшийся вертикально вверх метров на триста — с ответвлениями к домикам поселян. Во все стороны от неё тянулись объёмистые поля — насколько хватало глаз. Дорогу уже давно не чинили, всё обещали, что вот-вот завезут из райцентра новое полотно — и вот тогда… Но ничего не менялось. Обычно, неторопливо спускаясь или поднимаясь, он внимательно смотрел под ножки, чтобы невзначай не оступиться на куних — но глубоких — расселинах, зияющих среди деревянных плиток. Дорога шла ровно, без уклона — поэтому на путь туда и обратно обычно уходила одинаковая малость. Сегодня вышел пораньше, хотел полюбоваться на заход Шарифе — но не успел. Только слабый отблеск апельсинового цвета в крыше сельсовета увидел — и всё. Две недели теперь ждать…

Запнулся, охнул, упал вурад, навзничь. Кряхтя, поднялся — кости ломило. Но, кажись, ничего не разбил. Надо придумать по поводу падения мораль, поделиться с учениками. Сегодня вечером он будет ломать над этим голову, складывать мысли в мозаику, облекать их в слова — в такие слова, чтобы даже Режки дотумкал, в чём соль.