– Слабак.
– Что? – Стирая с губ блевотину, Шнайдер повернулся. – Что ты сказал?
Глов замолчал. Смотрел в потолок и в глазах его… страх, испуг, непонимание, опять испуг – всё застыло и перемешалось. Такой взгляд бывает у коровы, которую незаслуженно и чрезвычайно сильно стегнули кнутом.
Из своей одежды Шнайдер приготовил бандаж, мокрую рубаху Глова использовал, как тампон: сложил её в несколько раз, прижал к ране. Помогло это слабо, по коже змеилась кровь. "Криво приладил", – убийца ещё раз перетянул рану и опять увидел, что справился плохо. Сделал ещё одну попытку, и опять неловко.
"Хоть бы ты уже…"
Вместе с крамольной мыслью навалилась усталость, силы окончились, организм отказывался бороться, согласился на поражение. Шнайдер подтянул колени, обхватил их руками, почувствовал "могильный холод" – определение пафосное, бездарное, сложно вообразимое, однако вполне подходящее.
"Хоть бы ты уже издох, – кончил мысль. – Нам обоим стало бы легче".
Глов лежал на письменном столе. Оставлять его на полу убийца счёл невозможным, тем более что рубашка хозяина была задействована в перевязке. Шнайдер взгромоздил Глова на стол, под голову ему подсунул пакет стирального порошка. Цинично-механически подумал, что стиральный порошок прекрасно заменяет подушку "для трупа".
Через час Глов "заговорил" – звук тихий, метрический, пробирающий до костей.
"И-и-ик! И-и-ик!" – он наполнил помещение.
Шнайдер поднялся с пола, взъерошил волосы и огляделся, точно увидел комнату впервые, попытался застегнуть рубашку и, поскольку той не оказалось на теле, воскликнул: "Но пуловер, господа! Пуловер-то я мог надеть!"
"И-и-ик! И-и-ик!"
Шнайдер не имел медицинского образования, его знания из фармацевтики и хирургии были самыми ничтожными.
– Послушай… чем я могу помочь? – выговорил убийца. – Я не хотел убивать, не хотел, правда… и я не сделал бы того, что я совершил во второй раз. Клянусь. Мне так паскудно на душе, что лучше бы это я лежал на столе… веришь? Я, вместо тебя! А ты, мерзавец, звонил бы теперь в полицию, медикам, своим блядски-дорогим адвокатам.
"И-и-ик! И-и-ик".
– Я не хотел убивать! не хотел! – обхватил руками голову. – Прекрати меня наказывать! Будь милосерден, ради святых!
"И-и-ик! И-и-ик".
Вероятно Глов силился что-то сказать (такое возможно предположить)… или звук формировался случайно, параллельно с процессами жизнедеятельности: один из ударов стамеской пробил лёгкое – "Ведь там лёгкое?" – из узкой полоски надувались кровавые пузыри.
