Абрикосовое варенье - Алексей Петрович Бородкин

Часть 3. Сад

Сажал и обустраивал сад дедушка, посему в нём (в саду) всё было устроено просто и логично. По-мужски. Три ряда абрикосовых дерёв (дедушка любил эти фрукты пуще остальных), рядок груш, столько же слив, яблоки, вишни, тютен… тютен присутствовал в свой черёд (как без него?), однако был посажен отдельно, у околицы, ближе к дороге, так что каждый август круг близлежащего асфальта становился иссиня-чёрным и глянцевым от давленых ягод. Схожий оттенок приобретали рты соседских мальчишек.

Когда абрикосы созревали, они падали в траву. Траву тоже посеял дедушка, и тоже с умыслом: дабы паданки "не плющились", – так он говорил. И прибавлял забористое латинское выражение.

Дед имел примечательную судьбу… уж коли о нём зашла речь, следует проговорить пару слов (постараюсь уложиться в один-два абзаца и не использовать лишних имён). Дед Павел родился в Германии, в городе Баутцен в конце позапрошлого века. Не умер младенцем, подрос, оказался смышлёным сорванцом (против ожидания родственников). Учился в гимназии, потом в Лейпцигском университете на богословском факультете. Почему на богословском? Он жил в семье пастора, существовал на правах иждивенца. Мать Пауля (сестра пастора) умерла во время родов, отец… отец был (по здравому размышлению), не могло его не быть… хотя непорочное зачатие возможно – так уверяют на воскресных проповедях.

Дабы избавить обширное семейство от лишнего (своего) рта, Пауль-Павел отправился на восток, сжимая в кулаке плацкарту. Где именно, когда и чем окончится путешествие, юный мужчина не предполагал.

В те времена Советская Россия охотно принимала трудовых мигрантов, сей факт имел решающее значение в выборе направления.

По всем предпосылкам юный богослов должен был сгинуть в "революционном котле" (и два года он был решительно близок к такому исходу), однако судьба опять ему благоволила. На демонстрации по случаю годовщины Октября, Павел познакомился с Мехлисом, Львом Захаровичем (тот заведовал отделом печати ЦК). Почва для знакомства оказалась самой неожиданной: Павел декламировал стихи на латыни. Уверял, что свободно переводит на вечный язык Маяковского (недавно почившего), кроме того политически грамотно рифмует сам.

Лев Захарыч заинтриговался: чернявый парнишка явно не укладывался в рамки приличий, однако мог быть полезен для нарождающихся традиций. Но как использовать экстраординарное дарование? Вопрос с подвохом.

По итогам Мехлисовских сомнений, схлопотал Павлуша шесть профилактических лет, и отправился далее на восток, в лагерь, валить тайгу.