Если ты есть - Александра Юрьевна Созонова

— Приплыла откуда-то рыба. Силится сказать. Ну, что ты? Ну, выговори. Ры-ба. Пучеглазая…

— Странно ты зовешь ребенка, — заметила соседка. — «Рыба». Рыбка! Рыбонька. Зайчик.

— Рыбка — это что-то мелкое. А она — рыба, — объяснила Агни. — Неведомая. Приплыла откуда-то. Никто ее не звал.

— Не звал? — холодно удивилась соседка. Ее дача находилась от Агни через загородку.

Она стряхнула пепел, попав на лепестки сухощавого, неухоженного нарцисса. Качнув ногой, очистила цветок.

— Ну… здесь я вру. Звали.

— То-то.

Младенец, недавно проснувшись, таращил глаза. Силился выбраться, взлететь, расталкивая пеленки плечами, неопределенно взмахивая точеными, как китайские безделушки, ладошками. Силился выговорить, но не получалось: вырывались отдельные выразительные звуки. Отчаявшись, разрыдался.

— Ну вот. А орать зачем? Сытый. Сухой, — упрекнула Агни. — Ну что за задница! Да. Ты задница. Маленькая задница большой рыбы.

— А как ты его еще называешь? — спросила соседка. Она старалась не морщиться от крика, довольно громкого и хриплого, несоразмерного с маленьким тельцем. — До матерных слов еще не дошла?

— Я не умею материться. Еще называю: амёбка. Личинка жука. Нетопырь с мягким ушком. Одно ухо у него оттопыренное, другое нормальное. Вот, — Агни показала, отогнув пеленку.

Соседка погрозила ему пальцем.

— Глотка у нас — ого-го! По виду не скажешь… Два месяца назад я аборт сделала. Тогда я колебалась слегка, а теперь вижу, что правильно. Я бы такого не вынесла. Крутиться круглые сутки как привязанная, и так — целый год. Или даже два? Два года, выкинутых из жизни.

У нее было грузноватое тело, массивные смуглые ноги с распухшими узлами вен, крепкие бедра и маленькое лицо. Черты его поражали тонкостью и тщательностью лепки. Крохотная горбинка на носу. Перламутровый оттенок кожи на висках и у переносицы.

«Вот бы нарисовать… Ноги и бедра дать еще тучней — вырастающая из земли плоть, Деметра, тягучие соки природы, скрипящий под тяжестью песок… Чем выше — тем тоньше, тем ближе к облаку. Грудь небольшая, второй подбородок едва намечен, а уж лицо… Лицо на фоне неба, и такое же нежное, в дымке. Деметра тире Мадонна. Этакий кентавр».

Вживе глаза у соседки не вписывались в картину Агни. Они были малоподвижные, скорбно-пустые. Хотя и оттенка неба.

Она облицовывала дачу чешскими, цвета топленого молока, керамическими плитками. Поглядывала на двух занимавшихся этим рабочих, на их загорелые шевелящиеся лопатки и шеи, смазанные блестящим потом.