– Ага, – сказала я. – Значит, коллега. Что на флешке?
– Наверное, это повесть. А может быть, небольшой роман. Я в этом не очень точно разбираюсь. Называется «Дети взрослым не игрушки».
– И вот, – уточнила я, – ты записался, заплатил деньги и сейчас сюда пришел, чтобы мне это лично вручить? Или все это проделали твои родители? Но есть же всякие современные способы коммуникации…
– Вы бы никогда не стали читать, если бы я не пришел. Но, может быть, конечно, и так не станете… – Артур опустил голову.
Я поняла, что он, конечно же, прав. Личная встреча, глаза в глаза, существенно повышает его шансы.
– Ты прав, – признала я. – На вежливое письмо я, скорее всего, вежливо же и ответила бы. Посоветовала бы опубликоваться где-нибудь в инете, собрать отзывы и пожелала бы успехов в дальнейшем творчестве. Но читать «небольшой роман» пятнадцатилетнего подростка не стала бы.
– Да, – кивнул Артур. – Я так и подумал. Кстати, родители вообще не знают, что я здесь. Они против.
– Против чего? – удивилась я. – Против твоего литературного творчества? Или против посещения психолога?
– Против всего, – радикально объяснил Артур.
«Нормальное подростковое восприятие», – подумала я.
– Поэтому я сейчас как бы на теннисе, – продолжал Артур. – Вышел с черного хода, вызвал такси, теперь оно меня вон там, за тем домом ждет. И сейчас поеду обратно.
– Домой?
– Нет, на теннис. Зайду опять с черного хода и выйду как бы с занятий. Меня там водитель ждет. Родители ничего не узнают.
Я опять занервничала.
– А если родители против, откуда же ты на все это деньги взял? Такси, прием…
– Ну, мне же карманные деньги дают… – улыбнулся Артур.
Я вздохнула.
– А о чем хоть роман? Жанр какой?
– Фантастика.
– Научная или фэнтези? Первую я скорее люблю, вторую скорее нет.
– Антиутопия, наверное.
– Еще того не легче, – я вздохнула еще раз. – А если я все-таки прочитаю, как же тебе сообщу?
– Я приду еще раз.
– Может, по телефону? Зачем такие сложности?
– Нет, нет, я запишусь и приду. Мне нужно так, ну, чтобы лично. Недели через две или даже через три лучше. Хорошо?
В общем-то, он все выстроил психологически правильно. Шансы на прочтение мною его опуса были близки к максимуму. И я его прочла.
Написано было, конечно, плохо. А кто, спрашивается, в пятнадцать лет пишет хорошую прозу? (Стихи – другое дело, они, кажется, немного другим законам подчиняются.)
Но вот сюжет. В некоем не очень далеком будущем обеспеченным классам стало как-то уж совсем несподручно рожать детей. Да они и получались уже какие-то не очень удобные – их изо всех сил развлекали, развивали, возили по миру и обеспечивали, а они, как назло, все вырастали какие-то совсем нелюбопытные, неблагодарные и норовили родителям нахамить и уткнуться в компьютер. Сначала обеспеченные люди пытались усыновлять и благодетельствовать детей из всяких бедных и отсталых семей и регионов, но те, увы, вырастали такими же или еще хуже и непонятнее. Но совсем не иметь детей тоже получалось плохо – а чем же тогда заняться и в чем смысл? И вот развитые биотехнологии дали ответ на поставленный обществом вопрос: некая мощная транснациональная корпорация научилась производить «правильных» детей. Эти дети не были роботами или киборгами в прямом смысле – они были биологическими существами, росли, взрослели, обучались. Но вот мозги у них были модифицированными и заточенными под запросы «родителей». Что же это были за дети? Они охотно занимались по кубикам, учили буквы и цифры, радостно бежали в кружки, любили путешествовать и узнавать новое, иногда капризничали (но не чрезмерно), рассказывали родителям обо всех своих делах, дружили только с такими же хорошими (читай – синтетическими) детьми и неустанно благодарили маму и папу за свое счастливое детство. В основном были стандартные здоровые и веселые модели, но можно было заказать и что-то особое, например «меланхолически-талантливого», «часто болеющего» ребенка или даже «ребенка-инвалида» (он будет трогательным, благодарным и нуждающимся в неустанной заботе). Что же делалось с этими детьми, когда они вырастали? Их можно было оставить при себе на всю жизнь – они безумно любили своих мамочек-папочек и нежно заботились о них в старости. Если надоели, то можно было отпустить их «в жизнь» – выросшие «улучшенные дети» не могли размножаться, но вполне могли работать на производстве или в сфере обслуживания. Правда, без семьи их жизнь становилась совсем пустой, и от их жизнерадостного веселья не оставалось и следа, но кого это волновало? «Синтетические дети», конечно, были безумно дороги и являлись элементом престижа: «Ты что, все еще со своим балбесом мучаешься? Ну не понимаю я тебя и твоего мужа. Гораздо лучше один раз денег накопить и получить на весь остаток жизни покой и чистую радость…»
