– Ребенка вы решили с собой не приводить?
– У меня нет детей.
Обычно регистратура детской поликлиники людей без детей ко мне не записывает. Но всякое бывает.
– Простите, я обманул ваших клерков. Записал своего племянника, сына двоюродной сестры. Некоторым извинением мне может послужить тот факт, что проблема, с которой я к вам пришел, несомненно, проистекает из моего детства.
По возрасту – явно за тридцать. Невысокий, с мелкими чертами лица, нервический, с маникюром, в пестром шарфе и вообще как-то странно (с моей, разумеется, точки зрения) одет. Может, гей?
– Детей нет. А вообще семья есть?
– Нет и никогда не было. Есть девушка (что ж, значит, не гей), но она тоже говорит: пока ты с собой не разберешься…
Ох ты, господи… Я вздохнула и полуприкрыла глаза, собираясь в течение ближайшего часа слушать нечто в народно-фрейдистском стиле о том, какие сложные отношения у него были с матерью (с отцом, с ними обоими), и как у него от этого пострадала самооценка, и вот теперь вроде в жизни все есть, и все нормально, но вот он до сих пор ужасно страдает и никак не может начать или, наоборот, никак не может перестать, а иногда такое накатывает, что все кажется бессмысленным…
В общем, он, конечно, не туда попал, ведь есть специалисты, которые как раз такое и предпочитают и именно на таком собаку съели, – но что ж теперь делать, не выгонять же его!
– Ну рассказывайте, – предложила я мужчине, назвавшемуся Робертом.
– Мой дедушка был академиком. Мы жили очень обеспеченно по тем временам, и у нас была большая дача – участок, поросший соснами, за высоким забором, в курортном поселке. Я фактически жил там с мая по октябрь. Мои отец и мать постоянно ссорились и выясняли отношения. Она обвиняла его в том, что он женился на ней не по любви, а из-за доступа к материальным благам, а он говорил, что это как раз неважно, но вот то, что при таком отце она оказалась дурой, – это действительно стало для него сюрпризом. При всем этом родители вовсе не собирались разводиться (они и сейчас вместе), это у них был такой способ существования. Я же был тихим, мечтательным ребенком…
«Сейчас Гумилева процитирует, про колдовского ребенка», – подумала я. Не процитировал, но, в общем, все шло как я и предполагала. Я даже задремывать начала.
– Я прочел вашу книжку «Класс коррекции» (повесть про младших подростков, один из героев – инвалид-опорник. –
