Но в парадном темно — может, звезды еще не зажгли?
Кто разводит мосты — тот и сам в день седьмой на мели,
и с него, может статься, довольно
той, что с маленькой буквы, земли…
Акробат в генеральских погонах под куполом цирка
гонит к лесу волков, поднимает погибших в атаку,
поднимается
мусорный ветер с развалин Итаки…
Катится
Камень, катится.
Катится
камень…
Закрой окно.
Закрой его, сейчас же.
Там слишком много воздуха и звуков.
Там слишком холодно,
а, может быть, тепло
не так, как здесь.
Закрой, я повторяю!
Что за чудаческая внутренняя спесь —
следить за ними, затаив дыханье,
но, не касаясь делом или словом,
боясь разрушить хрупкую основу
чужой картины в пластиковой раме?
Ты — Наблюдатель.
Нет, не приговор,
но что-то вроде. Что-то вроде вазы
с цветком в больничной переполненной палате:
с ней хорошо, и без нее
не хуже,
и воду кто-то в спешке подольет,
оставив на столе стерильном лужу.
Они меняются по датам, как белье —
цветы и люди, сестры, пациенты,
на мониторах бьется жизни лента…
Они меняются. Но ты здесь не причем.
Они приходят сами.
Чаще, реже,
в случайный час, с попутною машиной.
Приходят, захлебнувшись чудесами,
а, может статься,
в поиске чудес
им нужно хоть куда-то возвращаться.
Куда-то, где хоть кто-нибудь, да есть,
где можно говорить, молчать и слушать,
где пар идет от чашки с крепким чаем,
а после можно, будто бы случайно,
исчезнуть, не таясь и не прощаясь…
Они уходят.
Так же, как пришли,
и так же возвращаются обратно
в квартиру. Или все-таки в палату?
Отряхивают снег, бранят погоду,
начальника, работу за гроши,
нащупывают пыльный выключатель…
Там холодно.
Без шуток, поспеши —
закрой окно.
Ты слышишь, Наблюдатель?
День. Улица уже не та.
Солнце в лужах. Пахнет лекарствами немудрёная суета.
Покорёженный столб — чья-то последняя путевая веха.
Рекламный плакат — апломб
нового века.
Красный человечек — дороги нет.
Зеленый человечек — да будет свет!
И люди идут, тень от креста падает на их плечи…
Семнадцать шагов. Последний — с моста,
в весну на Заречной.
Складывать из жёлтого кирпича пересохшего русла
Бессмысленно-тусклый сгусток
Слова «Вечность»,
Чтоб ему было
пусто.
Вышел вон, да не весь — режет руки, крошится осколок,
Пахнет хлебом и солью земли перекошенный крест.
«Там» и «здесь» иногда так легко перепутать спросонок…
Не сумел покорить невесомость танцующий лес,
Но вошедшие в реку всегда возвратятся обратно,
И в каратах не меряют ценность любви или смеха.
Слышит эхо прибоя чудак, что бредет по канату,
Сквозь заплаты блестят первозданные звезды-прорехи.
