И наконец, к чему спешить? Времени хоть отбавляй. Впервые за много лет выпал вечер, который он мог провести один. Все, что его окружало, принадлежало сейчас ему. И только здесь он мог побыть в тишине, вдали от всех неприятностей, ожидавших его в городе, на том берегу. Там, за рекой, в свете сотен тысяч лампочек шла жизнь, вялая и непростительно земная. Прислонившись к стройным опорам вышки, он думал о том, как сам стал участником хлопот, связанных с собственной смертью. Даже и сейчас, уже немного успокоившись после телефонного разговора, он полагал, что его стремление приукрасить извещение о смерти не было такой уж глупостью. Если тебе представляется случай участвовать в составлении некролога о самом себе, то просто смешно проявлять скромность и объективность. Все прочие покойники находятся в несравненно худшем положении. Естественно поэтому воспользоваться своей удачей. Впрочем, это жалкое подобие барокко: два-три украшения и все. Суть нимало не изменилась. Правда, задумайся он над тем, в чем заключается эта самая суть, ему пришлось, бы изрядно попотеть над мало-мальски вразумительных ответом. Он чувствовал только, что во всем этом сплетении мрака, света, звуков, тишины, предметов и никогда не покидавшего его ощущения собственной никчемности, должна существовать какая-то затаенная, скрытая ясность. Какое-то слово, удивительно простое и в то же время необычайно емкое, способное все осмыслить и в нем, и вокруг него. Некогда, в какую-то минуту своей жизни, мнилось ему, он знал это слово, которое, наподобие вулканического острова посреди океана, неожиданно вынырнуло, едва заметное, и тотчас исчезло в огромном неисследованном пространстве. Сегодня через много лет вновь всплыло воспоминание об этом слове. И не имело значения, что он не умеет и, быть может, никогда не сумеет произнести его. Ему было достаточно сознавать, что оно все же существует где-то под серой, тошнотворной пучиной его повседневности.
Не зная, куда себя деть, чтоб хоть как-то убить время, он встал и начал внимательно осматривать берег. Вдруг взгляд его упал на вышку. Он вспомнил, как вчера утром наблюдал прыжки молодых людей. Их полет напоминал стремительные виражи ласточек перед непогодой. От чего же они отталкивались? Сейчас это легко проверить: на пустом пляже все принадлежало ему. И что самое важное, не надо стыдиться своей неловкости. Он был один и свободен. Для всех других он — мертв, существовал он только здесь, на берегу, для себя.
