Натюрморт с яйцами - Мишко Кранец

Пасха 1941 года. Холодное предвесеннее солнце. Луга желтеют как осенью. Поля не паханы. Деревья голые, лишь чуть-чуть набухают почки. Только кизиловое дерево за домом покрылось жёлтыми цветами и вербы в долине над ручьем выпустили длинные белые сережки.

В дом Светковых пришел немец.

Светковы с нетерпением ждали немцев. Ждали потому, что дела у них шли плохо, а все вокруг говорили — когда придут немцы, жить станет легче. Дед Марко, который, сгорбившись, постоянно сидел за печкой, потому что даже толстая суковатая палка плохо помогала ему ходить, посасывал трубку со слабеньким табаком и рассказывал прямо-таки удивительные истории о немцах. Уж он-то их знал хорошо. Ведь в 1918 году они вместе потерпели поражение. Но это больше не повторится, без конца твердил он, жаль только — не воевать ему теперь вместе с ними, и не потому что стар, просто ноги больные. Так и случилось: когда немцы двинулись покорять мир и наконец вплотную подошли к его дому, из-за больных ног он не смог к ним присоединиться. Немощный, но полный великой веры, сидел он, скорчившись за печкой, и радовался как дитя: настал день избавления. Пробил час, о котором он, не уставая, говорил и старым и малым.

Избавление пришло в его бедняцкий дом в образе молодого немецкого офицера, сопровождаемого угрюмым солдатом. С дедом Марко жила его дочь Мицка, бедная тридцатипятилетняя вдова, поденщица, всегда кое-как одетая, но миловидная, с нежной улыбкой, ямочками на щеках и красивыми крупными глазами, и внуки — пятнадцатилетняя Лойзка, светловолосая темнобровая синеглазая девочка, всегда удивленная, худенькая, с едва начавшей развиваться грудью, Йожко, Аница и маленький Михец с раздутым от неизменной похлебки животом и тоненькими руками и ногами.

И мать и дети свято верили в немцев — дед их так расхваливал! — и с надеждой ждали их прихода. Вернее, не немцев, а перемен к лучшему. По правде говоря, немцев они не столько любили, сколько боялись, как боится простой человек всего чужого и неизвестного. Беда была в том, что «лучшее» само по себе никак к ним не шло, и они с упованием смотрели на тех, с кем это «лучшее» могло бы прийти. Один дед Марко не боялся немцев, ведь он их знал близко и, даже не таясь, считал себя почти немцем. И Йожко их не боялся. Ему было двенадцать лет, он был в том возрасте, когда мальчишки считают себя героями. С самого вербного воскресенья он носился по дорогам, лишь на минутку забегая домой, чтобы рассказать напуганным и взволнованным родным новые невероятные вести о немцах, которые вчера были там, а сегодня здесь и которые несут всем столько счастья!