— Таких нынче не жалуют, — сказал Игнат.
Ни злости, ни сожаления не было в его голосе. Не раз вспоминал он дядюшкин наказ — отомстить. С годами притуплялась в сердце боль, но обида не забывалась. Знал Игнат, что учительница и лектор Любава из районного городка наведывалась в хутор поглядеть на родные уголки, с сестрой словом перемолвиться, но узнавал об этом от соседей, когда ее уже не было. Раза два видел ее издалека в окружении районных начальников. Теперь он оглядывал свою былую невесту, ее плечи, опаленные солнцем волосы. Когда-то он гладил их… Не верилось, что вот так увидел ее — близко. Лишь разок посидел с нею за одним столом, когда сватали ее за Игната. Теперь вот второй раз… через много лет. Все те годы она глядела на него со стороны, откуда-то сверху. Небось не раз посмеивалась над одураченным женихом Игнатом. Верил он, что встреча эта когда-нибудь да будет, но представлял ее не такой. Любава в последние годы чаще виделась гордой, насмешливой и дерзкой. Он знал, что сказал бы ей при встрече. А теперь… Подмывало Игната ввернуть резкое словцо, выговориться, оскорбить. Сказать, что он все помнит, что не смирился с давнишней обидой, но глядел в ее настороженные и строгие глаза и не мог этого сделать. Но и не прощать же? Не Любава ли изломала его жизнь? Не из-за нее ли терпел долгие годы насмешки? Такое — не забывается. С расплатою что ж, успеется…
— Маша-то что пишет?.. — спросила Любава про двоюродную племянницу.
— Писала. До немцев. Жива будет — не пропадет, — сказал Игнат.
И опять стало тихо. Любава кивнула головой, поправила прядь волос. Привычный и такой знакомый взмах ее руки. Разве что в девках она это делала чаще, проворнее.
Должно быть, гостье было тягостно молчанье. Она все знала, что ей было нужно, но наигранно, весело, вскинув брови, спросила:
— Ну, а как вы тут жили? — И, часто моргая, поглядела на Игната.
— Как все, так и мы, — ответила Феклунья.
— На кусок зарабатывали, детей кормили. Жили, конечно, всяк по-своему. У каждого свои хлопоты. — Игнат поглядел на Любаву. — Да ты небось больше нашего знаешь: сверху за хутором нашим приглядывала. Вот в газетках все высказывалась. Про колхоз, про школу, про воспитание. Читал я. Чего ж, все вроде, ежели по-партийному, правильно. Так оно должно быть. А в жизни оно очень даже часто не так получалось, — говорил Игнат, не торопясь, раздумчиво, и в голосе его звучал укор и горькая насмешка. — А если судить по последним дням, так вовсе все перевернулось с ног на голову.
