Прогулка к людям - Николай Валерианович Баршев

Так началось с утра необычно и многозначительно. Прежде всего сломался передний зуб. Еще за утренним кофе он усердно работал над хлебной корочкой, но вдруг крякнул и вышел из строя. Тут подскочил к нему язык, пощупал и совсем изо рта прочь погнал. Хочешь — погляди.

Андрей Прокофьевич повертел зуб в руках, подошел к зеркалу, оскалился и потрогал пальцем сквозное место.

— Да, вот так и молодость и жизнь проходят, а что о них вспомнишь?

Вспоминать было нечего и некогда: время было итти на службу.

Когда оделся и пошел, приключилось второе событие. Вот уже семь лет одна дорога: по правой стороне Знаменской улицы до лавочки с чем-то пестрым в окнах. Здесь покупка газеты и переход на другую сторону.

Однако нынче не поймешь — не то дом обвалился, не то мошенников ловили, только прохода по Знаменской улице не было — не пускали.

Ежели летящему жуку подставить ладошку, тот непременно жикнет, выключит свой мотор и по отвесу вниз. И нисколечко не удивится, не беда, — сейчас куда-нибудь дальше тронется.

Здесь было труднее.

Как же так, если дом обвалился, можно и обойти его, а если преступники, до каких же пор ждать, ведь на службу надо.

Был Андрей Прокофьевич инженер Воробьев робким и усердным, со скрипучими сапогами, с лицом потускневшим и мелким. Годов же ему было 35.

А пропуска не было — пришлось итти в обход, и были странны и даже приятны другие чем всегда умытые осенью дома и другие утренние прохожие.

И опять потрогала мозг непривычная мысль.

— Да, вот так изо дня в день все то же, все то же, неужели навсегда, как зуб, отжую свое, расшатаюсь и пожалуйте прочь?

Из-за всего этого газету не купил, а к утреннему докладу опоздал.

И спокойно ждал его кабинет, такой знакомый, глаз забыл навсегда и цвет сукна на письменном столе, и глупого бронзового оленя, поставленного для авторитетности и украшения.

На столе топорщились и тянули к себе непросмотренные бумаги. Служба, как приводной ремень, скользила в машине без остановки, плавно и торопливо.

— Вас тут вагонный проводник Пострелкин дожидается, — доложил курьер.

— Ах, Пострелкин, что ему нужно, пусть войдет.

В слегка отворенную половинку двери тотчас же вошел боком и, оправляя пояс, встал у другой половинки, сильно усатый человек.

— Здравию желаю, Андрей Прокофьевич!

— Здравствуйте, Пострелкин, ну в чем дело?

— Да вот, — отлепился тот от двери и подошел к столу, — нельзя ли отправить нас завтра с ускоренным. Говорил он по врожденной привычке нагибаясь конфиденциальным шепотком и при этом ласково шевелил усами.