«Спиды» подарили свободу от измучившего вопроса. Зависимость породила новую зависимость. Наркотики стали разноцветными кирпичами, из которых Кирилл, подобно демиургу, строил собственный мир. Без боли, без сожалений, без чувства вины, без камня на шее. Парень обретал ревущие силой моторы. Побег в иллюзию обернулся откровением и в то же время падением вниз. Снося социальные барьеры, Кирилл стремительно несся в самую грязь, во мрак и забытье. На дно.
Но парень не видел в этом зла. «Горько-сладкий» легкой поступью пришел в его жизнь, незаметно, как мудрая любовница, заменил «спиды», продавая себя под маркой временного и оставаясь навсегда. Умелым и величественным хозяином «горько-сладкий» взял Кирилла в душные объятия, увековечивая его мир черной мантией покоя и тишины. Краски поблекли и откололись бетоном от стен пятиэтажки, как откалывалось сознание от стремительного ритма шумного города.
Золотистый морской окунь дергает хвостом. До него доносятся отдаленные нервные звуки автомобильных клаксонов.
Кирилл приходит в себя, окунаясь и выныривая из гулкого и размытого океана грез. Из-под стола на парня смотрит кошка-перечница. По спине разливается пробирающая насквозь лихорадочная дрожь. Он сглатывает и пробует пошевелиться. Сухой как наждак язык с трудом отлипает от неба, требуется какое-то время на адаптацию к реальности. Почему-то именно сейчас Кирилл вспоминает Ирку. Его последнюю девушку. Может, потому что она живет рядом с подпольными игровыми автоматами, а может, потому что Ирка запомнилась нелепым синонимом «подъездной романтики». У нее Иркина внешность: белые скудные волосы с вечно черными корнями, серые глаза навыкат, всегда оттопыренная в немом вопросе нижняя губа, что делает лицо не лишенным легкого дебилизма. А еще голубой свитер, который мал. Он обтягивает телеса девушки, задираясь на круглом дряблом животе с глубоким пупком, который кажется змеиной норой, когда его снизу подпирают неизменно узкие джинсы.
Кирилл морщится. Ирка — последнее, о чем стоило бы помнить. Когда-то они начинали вместе — ныкались по подъездам и долбались «спидами». Превышая общую человеческую скорость, Кирилл мог часами трахать Ирку на грязных ступеньках или у подоконника, а она отдавалась по полной, веря, что колеса помогут ей похудеть. Помогали. Только Кирилл пошел дальше, а Ирка неожиданно соскочила. Во время обычной ночной гулянки по району подружилась организмами с каким-то хачиком, державшим цветочный ларек рядом с ее домом, и залетела. Кавказский гастролер быстро почувствовал хитрым седалищным нервом перспективу обзавестись двухкомнатной квартирой в Москве, в которой как раз и проживала Ирка с матерью и полоумной бабкой. Свадьбу сыграли скромную и по русским обычаям. Новоиспеченный муж получил прописку, Ирка ребенка, а бабка — койку в районном доме престарелых. Жизнь пошла своим чередом. Теперь бывшая девушка раздалась вширь, была снова беременна и не здоровалась с Кириллом при случайных встречах на улице или магазинах, часто отворачиваясь и пряча разрисованную синяками морду. Но ему было наплевать.
