Она, несмотря на суждения многих, не старая, не лохматая и вовсе не скелет в черном одеянии. В черном всегда ходит ночь. Смерть и ночь не одинаковые и даже не подруги.
Смерть — дипломат, яркий, вальяжный, на первый взгляд интригующий, который не прочь с вами пошутить или поиграть. Но не надо забывать, смерть — дипломат. Он на работе. Вот так легко, как поступь летней мухи по натюрморту стола, перебирающей мохнатыми лапками по спелой коже фрукта, Смерть открывает двери в любые дома. Он не избирателен, до мозга кости либерал.
Земля его не сильно любит, но терпит. Она принимает присутствие Смерти, как нечто собой уже разумеющееся. Земля — это Жизнь. Она молчаливая и согласная со всем, но в глубине таит свое особое мнение.
И вот, когда Смерть высушит реки и нашлет эпидемии в города, Жизнь упрямо и незаметно, с мастерством рукодельной швеи, разбросает свои причудливые узоры там, где их и быть не должно: цветком клевера меж камней мостовой, нечаянно сохраненным в разоренном куницей гнезде яйцом, из которого вот-вот должен вылупиться птенец, маленьким ребенком, случайно и против всяких правил, выздоравливающим после, казалось бы, неизлечимой болезни.
Но Жизнь всегда проигрывает Смерти, она теряет лучших и самых любимых из своих детей. Земля плачет, окунает мир в дождь, рвет и мечет бурями, замораживает свое сердце льдами и одевается в белую седину снегов. Но потом вновь золотится солнце — и рождается новое дитя. Она неугомонна… эта вселенская мать мертвецов. Моя Мать.
У меня есть брат. Его имя — Самоубийство. Когда он родился, я радостно и весело носился с ним, как с чем-то очень великим и ценным. Позже я понял — чаще всего он бессмыслен.
Очень редко, конечно, способен на красоту, обоснованность и рациональность, но чаще… Кокетливый позер, стремящийся привлечь к себе мое внимание, или капризная девка, возомнившая эту шлюху Любовь своим наркотиком. Хотя она даже не из нашей семьи… Так, приблуда какая-то.
Сейчас Самоубийство стоит перед огромным, утопленным в белый мрамор, зеркалом. Крутится, капризно морщит нос и кривит волнующие линии губ, он прикидывает новый наряд из глубоких порезов на левой руке. Но то ли они недостаточно багровы, то ли слишком несерьезно и по-детски смотрятся. Самоубийство недовольно. Хотя оно редко таковым бывает и только под влиянием взрослых достаточно умных людей.
Но сейчас мой брат скорее сестра. Белое длинное платье почти теряется на фоне нежного мрамора монументальной гостиной, в которой есть то, что ровным счетом вы себе представите. Все и ничего. Его черные спутанные волосы подметают плиточный пол. Босые ступни изысканы и утончены в своей фарфоровой хрупкости. Самоубийство обманчиво — с виду ломкое и беззащитное, грустное и величественное. Каждый может обманываться, пока не увидит его истинную суть.
