Их вывели в тюремный дворик и поставили к стене, всех пятерых в ряд, лицом к карательному взводу. Но ничего не происходило, и наш друг спросил у офицера, какого черта их заставляют дожидаться. Офицер ответил, что они ждут прибытия генерала — командующего правительственными войсками, который пожелал присутствовать при казни.
«В таком случае я еще успею выкурить сигарету, — сказал наш друг. — Генерал никогда не отличался точностью».
Но едва он закурил, как генерал — между прочим, это был Сан-Игнасио, не знаю, встречались ли вы с ним, — в сопровождении своего адъютанта въехал во двор. Были исполнены обычные формальности, и Сан-Игнасио спросил осужденных, нет ли у кого-нибудь из них последнего желания. Четверо ответили отрицательно, но наш друг сказал:
«Да, я хотел бы проститься с женой».
«Bueno,[2] —сказал генерал, — я не возражаю. Где она?»
«Ждет у ворот тюрьмы».
«Тогда это займет не больше пяти минут».
«Даже меньше, сеньор генерал», — сказал наш друг.
«Отведите его в сторону».
Двое солдат вышли вперед и отвели осужденного бунтаря в указанное место. Офицер по кивку генерала дал команду, раздался нестройный залп, и те четверо упали. Они упали странно — не разом, а один за другим, нелепо дергаясь, как марионетки в кукольном театре. Офицер подошел к ним и разрядил оба ствола револьвера в того, который был еще жив. Наш друг докурил сигарету и отшвырнул ее в сторону.
В этот момент у ворот произошло какое-то движение. Во дворик быстрыми шагами вошла женщина — и внезапно остановилась, схватившись рукой за сердце. Потом она вскрикнула и, протянув руки, бросилась вперед.
«Caramba»>[3],— сказал генерал.
Она была вся в черном, волосы покрыты вуалью, лицо мертвенно-бледное. Это была почти девочка — тоненькая, с огромными глазами на миниатюрном правильном лице. Отчаяние совершенно лишило ее рассудка. Она бежала, полуоткрыв рот, и так была прекрасна в своем горе, что даже у этих безразличных ко всему солдат при виде ее вырвался возглас изумления.
Мятежник шагнул ей навстречу. Она кинулась к нему в объятия, и с хриплым страстным криком: «Alma de mi corazón, душа моя!» — он прильнул к ее губам. В то же мгновение он выхватил нож из-под своей рваной рубахи — уму непостижимо, как он ухитрился его там спрятать, — и ударил ее в шею. Кровь хлынула из перерезанной вены, окрашивая его рубаху. Он снова обнял молодую женщину и прижался к ее губам.
Многие не поняли, что произошло — настолько быстро все совершилось, — у других же вырвался крик ужаса; они бросились к нему и схватили его за руки: молодая женщина упала бы, если бы адъютант генерала ее не поддержал. Она была без сознания. Мятежник знал, куда нанести удар: остановить кровь было невозможно. Через минуту адъютант, стоявший возле нее на коленях, поднялся.
