На Великой лётной тропе | страница 70



Малайка перебрал всю кучу, среди старья и рвани нашел штаны и рубаху из брезента. Прошлой зимой его отец гнал смолу и носил эти штаны. Они были сплошь зашлепаны смолой, пропитались ею и затвердели, как железные листы. Среди того же хлама малайка нашел и рваную войлочную шляпу.

Мать зашивала худой мешок сыну и тихонько плакала. Отец читал Коран и не глядел на сыне. С тех пор как каштан Гафаров продал обманом его земли, башкирин поселился постоянно в Мелеузе, купил Коран и читает его.

Медленно движется длинная борода по страницам книги, тихо шепчут губы слова великого пророка Магомета; глаза полузакрыты, не видят, что творится в Башкирии, не хотят видеть.

Утром, когда закричал муэдзин, Бурнус надел отцовские просмоленные штаны, рубаху, взял мешок с двумя караваями хлеба, топор, багор и сказал отцу:

— Прощай, отец!

— Прощай, Бурнус! — Старик не оторвал своих глаз от Корана.

Мать проводила малайку до Садыка.

— Бурнус, когда придешь? — спросила она.

— Осенью, когда лед покроет Белую.

— Приходи, Бурнус. Садык, береги малайку, — сказала мать.

У Садыка были высокие непромокаемые сапоги, одежда из нового брезента.

— Будет время, когда и ты, Бурнус, купишь такие сапоги.

Садык был весел и бодр. Он с радостью уходил из Мелеуза на реку. Целое лето он не будет видеть маленькие, бедные башкирские избы, каштана Гафарова, не будет слышать печальную музыку курая, оплакивающую безвозвратно погибшую вольность, ушедшее богатство и счастье. Садык поднял на плечо большой и длинный багор, надел яркую, праздничную тюбетейку.

— Пошли. Муэдзин кончил кричать.

Проходя улицей, они повстречали Гафарова. Он только что напился чаю, его жирное лицо было красно и в поту, глаза сонны, зеленый бешмет распахнут.

— Куда идет Бурнус, лошманить?[7] — спросил Гафаров. — Жалко малайку, трудно ему придется.

— Ты его выгнал.

— Я? Зря говоришь, Садык.

— Ты продал степь Бурнусова отца.

— Он сам продал, я только нашел покупателя.

— Молчи, Магомет Гафаров, тебе припомнят все слова.

— Уж не ты ли, Садык?

— Садык не припомнит — другой припомнит.

— А мне жаль малайку Бурнуса. Садык, не утопи его в Белой.

— Поганая свинья! — обругал Садык Гафарова и пошел дальше.

— Заработаю деньги, куплю кинжал и зарежу Гафарова, — пообещал Бурнус.

— Молчи, Бурнус, узнает начальник и возьмет тебя в тюрьму.

Дотаяли по полям и по горным оврагам последние снега, вытекли из лесов вешние воды, и река Белая опять спокойно и тихо побежала в своих берегах. Садык и Бурнус уже несколько дней живут на берегу, у скатов бревен и дров. Лежат эти скаты на много верст, пора их толкать в реку и гнать в понизовые города. Давно приехал доверенный, приезжал сам хозяин-лесопромышленник Пантелеймон Укладов, ходил по берегу, осматривал кучки плотовщиков и сердился, что медленно подходят.