Садык хотел привести девушку в свой кош, но в степь приехал каштан Гафаров. Был под ним вороной конь, рядом другой белый конь, а сзади шел верблюд с тюками. Остановился Гафаров в коше соседа, развязал тюки. Закидал он весь кош коврами, дорогими халатами, нитками бисера и сапожками из сафьяновой кожи.
— Все будет твое, — сказал Гафаров, — отдай мне свою дочь.
Достал Гафаров чаю и вина и весь день угощал хозяина. На другой день девушка и Гафаров поехали из степи в Мелеуз. Садык оседлал коня и ускакал в ту балку, где встречался с девушкой. Он сел у дороги, достал курай и начал играть. Приближались Гафаров и его невеста, а Садык все играл. Девушка украдкой взглянула на Садыка и отвернулась. Гафаров спросил ее:
— Чей это парень?
— Не знаю, — сказала она.
Плакал, тосковал курай под руками Садыка. Ждал он, что достанет девушка свой курай и ответит ему: ждал, что она спрыгнет с Гафарова коня, сядет рядом с Садыком и будут они играть вместе, а когда придет ночь, их курай умолкнут до зари.
Напрасно ждал, не ответила ему девушка, она забыла свой курай в коше отца, уехала с Гафаровым и не оглянулась на Садыка.
Ушел тогда Садык на реку Белую и стал плотогоном.
Теперь жена Гафарова по ночам выходит из коша в степь и зовет кого-то на курае. Может, зовет Садыка, но Садык не ответит ей; напрасно она зовет его, он бросил свой курай в реку Белую.
— Бурнус, разбей свой курай сейчас же! — сказал Садык.
— У меня нет его.
— Не вводи девушку в свой кош. Хуже будет, когда придет нужда сказать жене: «Уходи, я не могу кормить тебя». В Башкирии нельзя теперь заводить жен, детей. — Садык долго рассказывал, как грабили и еще грабят его родину, как пропивают и променивают ее на цветные халаты.
— Садык, возьми меня с собой на Белую!
— Как отец? Отпустит?
— Отец и без меня может голодать.
— Ладно, Бурнус, возьму.
Через неделю, когда река Белая умчала в реку Каму свои льды, бобыль Садык собрался уходить. Он спросил Бурнуса:
— Идешь со мной?
— Иду, Садык.
— Утром, когда закричит муэдзин.
Мать Бурнуса уже знала, что ее сын уходит из родного дома. Многих она проводила, Бурнус последний. Когда-то она думала, что последний останется в Башкирии, будет иметь табуны и свой кош в степи, но слепнущие глаза старой башкирки видели, что к чужакам уходит степь, не иметь табунов и ее последнему сыну Бурнусу, быть и ему работником, пастухом чужих стад и пахарем чужих земель. Принесла мать целую кучу отцовых рубах и штанов.
— Выбирай, Бурнус!
