У самого края взлетной полосы стоял самолет.
Николай сел в заднюю кабину. Холодный поток воздуха, хлынувший от винта, заставил его запахнуть пальто. Он вспомнил письмо Анны: «…Обещай мне, что будешь застегиваться на все пуговицы…» И тут же гнетущая, как стон, мысль: «Я-то застегнусь. А и простужусь — невелика беда. А ты… где ты сейчас? Жива ли?»
Самолет ушел в ночь, как камень, брошенный в воду. Потом он вынырнул из темных волн облаков и пролетел над аэродромом, сверкая огнями на крыльях и на хвосте. Следующий заход на аэродром, как условились, летчик сделал с выключенными кодовыми огнями и включенным шумопламягасителем Бакшанова. Самолет прошел бесшумной тенью. Бирин неожиданно выключал шумопламягаситель, — и грохот мотора прорезал тишину да длинные языки пламени вырывались из выхлопных патрубков. Потом грохот резко пропадал: летчик включал шумапламягаситель.
— Теперь наш самолет будет подбираться к фашистам, как охотник к глухарям, — сказал начальник цеха главному инженеру.
— Так-то оно так, — задумчиво ответил Александр Иванович, — но надо еще проверить продолжительность работы глушителя. Может, через пару часов полетит цилиндр. Я опасаюсь перегрузки мотора.
Самолет осторожно планировал, заходя на посадку. И вдруг глухой треск оборвал сдержанное стрекотание мотора. На мгновенье стало так тихо, что все услышали далекий и тонкий вопль паровоза.
— Санитарную машину! — крикнул Солнцев дрожащим, срывающимся голосом и бестолково заметался из стороны в сторону.
Шофер дежурной санитарной машины отчаянно вертел ручкой. Мотор не заводился, застыл.
— Безобразие! Бесподобное безобразие! — кричал Солнцев. — Под суд пойдете! Как вы смели застудить мотор?!
Шофер продолжал отчаянно вертеть заводной ручкой. Рабочие и медсестра побежали к самолету, проваливаясь в рыхлом снегу.
Николай висел на привязных ремнях вниз головой. Он никак не мог освободить руки, которые прижало при ударе сдвинутым центропланом.
— Пал Палыч, не ушиблись? — спросил Николай у летчика, висевшего в таком же положении.
— Счастливо отделался. Кажется, двух зубов лишился, и то не своих — наркомздравских.
Рабочие помогли им выбраться из машины. Николай кинулся к мотору: его интересовало — цел ли шумопламягаситель. Самолет стоял вверх хвостом. Мотор зарылся в снег. Николай разгреб снег руками: шумопламягасигель был сплющен, крайний правый раструб вырвало вместе с хомутом.
— Впервые самолет «на попа» ставлю. Обидно! — удрученно проговорил Бирин. — На землю лыжами напоролись. Где тут увидишь, когда снег ползет, как худая рубашка.
