Человек идет в гору - Ян Борисович Винецкий

Акации густо запорошило белыми, розовыми и желтыми цветами; террасами уходили ввысь, извиваясь и пропадая в зелени, узкие дорожки, и, казалось, медленно поднимались в гору старые липы, величественные и стройные южные тополи, могучие темные дубы.

Плакучие ивы огромными зелеными люстрами висели над глубокой низиной парка.

Пахло цветами, липами, папоротником.

Глухо шумела, кипя и пенясь меж острых камней, узкая, но неукротимая горная речонка Ольховка…

— Красиво! — низким грудным голосом сказал Петр Ипатьевич Бакшанов, потрогав рукой седеющие усы, и серые глаза его добродушно улыбнулись. — Седьмой год подряд приезжаю в Кисловодск, а все меня тут радует, все ново. Кавказские горы! Прав Лермонтов: «чтоб вечно их помнить, здесь надо быть раз»…

Петр Ипатьевич сидел на скамейке у Зеркального пруда вместе со своими дружками — Сергеем Архиповичем Луговым и Владимиром Владимировичем Шикиным, или «дядей Володей», как неизменно его звали на заводе.

Все трое — каждому было за пятьдесят — ровно те могучие дубы крепко вросли корнями в жизнь и, хоть немало повыщипало время листьев, — могли выстоять под любым ветром.

— А все-таки наш Ленинград красивше! — упрямо воскликнул дядя Володя, откинув соломенную шляпу на затылок и открыв высокий, с залысинами лоб. — Идешь тут по улице и плечом дома задеваешь. Или Ольховку взять, — в ней и воробью не искупаться.

— Полагаю я, Володя, — рассудительно промолвил Сергей Архипович, сверкнув на диво молодыми синими глазами из-под широких седоватых бровей, — что попади здешний человек в Ленинград и походи он целый месяц таким лайдаком, как мы, — и его тоска одолеет. Человек скучает по работе, вот в чем вся штука, Володя!

— Верно! — вздохнул Петр Ипатьевич. — Вижу сейчас второй механический. Всех вижу! Даже того чумазого токаренка, что дня за два до нашего отпуска пришел из ФЗУ. Парень зазевался, ну и расточил лишку. И такая, видать, его взяла досада, что со стороны и то глядеть больно. Подхожу. — Что стоишь, будто аршин проглотил? — спрашиваю.

— Не аршин, а две сотки, Петр Ипатьевич.

— Выше голову, токарь! На первых порах и мы ошибались.

— Вчера в комсомол приняли. А теперь может… в газете как бракодела пропечатают…

Говорит будто спокойно, а веки красные и слезы по лицу размазаны.

Все трое громко рассмеялись.

— Да, смена нам идет правильная, подходящая смена! — проговорил дядя Володя, снимая шляпу и вытирая платком вспотевший лоб. Он вдруг хитровато прищурился: — А не заглянуть ли нам, ребята, в «Чайку». Право, недурно бы пропустить по парочке бутылок прохладного пивца.