Когда возвращались из театра, была морозная ночь, дыхание прохожих клубилось белым паром, липы на Садовом кольце с обледеневшими, сверкающими ветвями казались прозрачно-стеклянными. В автобусе, когда они проезжали мимо уличных фонарей, на расписанных ледяными узорами стеклах вспыхивали голубые, зеленые, фиолетовые, желтые и красные искры, похожие на разноцветный фейерверк праздничного салюта.
Катя была уступчивая и ласковая, когда в подъезде дома, где она жила, он распахнул ее шубу и прижал к себе, с волнением ощущая тепло ее тела, пропитанное тонким, свежим запахом духов. А он так и не решился сказать, что она значит для него.
И еще в следующий раз надо непременно договориться, когда и где они встретятся, чтобы не маяться ожиданием и неизвестностью…
Он непрерывно вел этот мысленный разговор с Катей, обдумывая, что скажет при встрече, что ответит на ее слова.
Такое было с ним лишь однажды, когда он любил Светлану. С тех пор прошло много лет, а он все не мог забыть знойных грозовых дней, клубящегося черно-фиолетового неба, расколотого яростными стрелами молний и под грохот громов падающего на землю, постоянно ощущал в себе не проходящую с годами и ничем не утолимую тоску по женщине чистой, прекрасной, совершенной. И его успехи в ученье, в научной работе не давали ему полного удовлетворения, потому что не было у него любимой, которая радовалась бы вместе с ним, — женщины чуткой, отзывчивой, какой можно рассказать, что тебя волнует и мучает, чтобы она поняла и простила бы и твои недостатки, и твои ошибки, — ее ты полюбил бы безоглядно, преклонялся бы перед нею…
Иногда ему казалось, что он встретил такую женщину. У него были знакомства на стройках, в институте, на короткое время близость создавала видимость, иллюзию счастья, но увлечение проходило, он испытывал скуку, тоскливое чувство ненужности встреч. Он никогда не пытался снова увидеть бывших подруг, чтобы не переживать ненужного и болезненного чувства стыда за свою ошибку. Если же случайно встречался и женщины упрекали его за то, что он забыл их, приглашали к себе или просили хотя бы посидеть с ними в кафе, он неизменно отказывался.
— Ничего хорошего у нас не получится. Только испортим наши воспоминания. Пусть все останется в зыбком, обманчивом тумане прошлого.
Он хотел бы видеть Катю ежедневно и вообще не расставаться с ней, но каждую встречу приходилось у нее выпрашивать.
Заходить к ней в группу уже не было предлога — ее курсовой проект он закончил. А после занятий Катю редко можно было застать дома. На его телефонные звонки мать или отец отвечали, что дочь уехала по каким-то делам, вернется поздно, или вообще не знали, где она. Когда же заставал Катю, та обычно оказывалась занятой: то уже обещала быть в какой-нибудь компании, то ей предложили билеты в театр, то она в тот вечер себя плохо чувствовала — невинные, но уважительные причины, в основательности которых нельзя было сомневаться, но и проверить их реальность также было нельзя — это оставляло в нем неприятный осадок разочарования и досады.
