— Вот те на! — присвистнул Кузьма. — Ушла похлебка. Эх ты, чучело, — обругал себя Кузьма. — Надо было упасть на нее, накрыть.
По своему следу Кузьма вернулся к ружью, и только подошел к картузу, как просвистело над головой. Кузьма пригнулся от неожиданности. Со свистом пронеслась утка одна, за ней другая. Кузьма нагнулся, и тут среди пожухлой травы мелькнуло что-то белое. Кузьма раздвинул осот. И на кочке, словно в пригоршнях, лежали продолговатые, похожие на очищенную картошку, утиные яйца. Кузьма не успел встать на колено, как над его головой словно махнули шашкой, — пронеслась серая утка. Утка неистово орала. То одна, то другая заходили утки над Кузьмой. Селезень настолько бесстрашно наседал, что казалось, вот-вот собьет Кузьму крылом. Утка, вытянув шею, скорбно кричала на весь лес. И Кузьма вспомнил, как однажды видел на болоте гуся, который, защищая свое гнездо, погиб. Бой был неравный. Лиса выследила гнездо, гусь отчаянно защищал яйца, он мог бы вполне улететь, но не улетел, не оставил гнездо, а перед самым гнездом преградил лисе путь. Сложил крылья и подставил шею.
Кузьма осторожно, чтобы не побить, переложил яички в картуз — тринадцать штук — и уже было поднялся с колена уходить, как бесстрашно серым комком упала в траву и забилась утка. Кузьма в раздумье погрыз горькую веточку осины и снова опустился перед гнездом — отложил из картуза пару яичек в гнездо. «Бог любит троицу», — подумал он и положил еще одно. Лепестками шиповника прикрыл яички в картузе и пошел домой.
К вечеру зарядил дождь. Стало сыро, скользко и холодно. Дождь то усиливался и сыпал с такой силой, словно с неба просеивали крупный песок, то затихал и мелко нудил по крыше балагана. Отужинав пирогом из щавеля на яйцах, укрывшись в балагане, Ульяна чинила Афоне штаны, а он сидел подле нее, пригревшись. Аверьян строгал топорище. Кузьма топтался около костра. Намокшие дрова шипели и никак не хотели разгораться. Кузьма выбрал посуше валежину, навалил на костер, на таган навесил закопченное с водой ведро и укрылся в балагане. Крытый на один скат корьем балаган надежно защищал от дождя и ветра. Кузьма сел у входа и смотрел на луг, туда, где Арина, опустив низко голову, дремала над потухшим дымокуром. Дождь прибил на ней шерсть и еще больше окостлявил ее.
— Ну какое из нее мясо, — сказал он вслух. Сказал и испугался своего голоса. Стало больно и стыдно, ровно кто ожгнул по сердцу плетью. Кузьма потряс головой. Интересно, что бы на это сказали братья, Ульяна?..
