В ожидании счастливой встречи - Леонид Леонтьевич Кокоулин

Род Агаповых всегда честно служил батюшке-царю и своему отечеству. Так повелось от отца к сыну — новобранца с малолетства приучали к лошади. Припасали сбрую, выхаживали коня. Бывает, выедут парни из ворот, погарцуют улицей к призывному стану, не сразу и признаешь кто, и другой раз только по седлу да коню и скажешь, чей наездник.

Кузьма тешился мыслью, что придет и его день. Оседлает и он коня, но попервости въедет на своей прекрасной Арине во двор к Ульяне. Если и на этот раз Харитон Алексеевич запрет ворота, Кузьма поднимет коня и перемахнет через забор. Пусть видят все и Степка Винокуров — соперник его.

Кузьма метил в кавалерию. Он загодя припас кавалерийское седло, да не какое-нибудь, а сработанное самим Прохором Долотовым.

Многих мастеровых Кузьма знал и о многих был наслышан от своих заказчиков, но в душу запал один Долотов. Может, еще и потому, что говорил о нем Винокуров, Степана Винокурова отец. Как-то пришел он к Кузьме с заказом. «Ты уж, Кузьма, постарайся на выезд кошеву». Не ударили бы по рукам. Кузьма бы отказался от этого заказа: винодел проговорился, что собирается сына женить. Эти слова Кузьме как соль на рану. Он знал, что Степка льнет к Ульяне. Но куда денешься: дал слово — держи. Заводчик еще пообещал приплатить Кузьме.

Сделал кошеву. Осмотрел ее Винокуров да и выдохнул:

— К этой бы работе тебе, Кузьма Федорович, крылья. Крыльев только и не хватает. Вон как у Прохора Долотова: глаз увидит — не оторвешь, взял в руки — не выпустишь.

— Да… Долотов! — вздохнул Кузьма.

Ремеслом Долотов славился, и во всей округе не было лучшего мастера. Работу его узнавали даже в столице. Правда или нет, но говорили, что отец его, да и дед, самому государю императору робили выездную сбрую. О мастерстве Долотова ходили легенды, а старухи, крестясь и оглядываясь, уверяли, что у самого сатаны по черным пятницам он подряжался шить.

Не удавалось шорникам разгадать секрет долотовских седел. Бывало, разберут, распотрошат долотовское седло, а собрать не могут. Вроде все так делают: дырка в-дырку, а в руки возьмешь — не то седло, кисель. Прохор посмотрит, посмотрит, возьмет да и на людях сделает, как вольет. Прохор пальцами видит кожу. Под его седлом и конь себя по-другому чувствует — окрыляется.

Но заглазно он не только на коня сбрую шить не станет — разговаривать не будет. Ему надо на сто рядов ощупать спину коня, каждый мускул перебрать. Не просто и заказать Прохору Долотову седло, хоть и дерет с заказчика нещадно. Как ни точи зуб, а у Прохора еще позапозапрошлого года заказы лежат. Мог бы он и на поток пустить дело — озолотился б, но Прохора на это никакая сила не собьет.