— Говорил, а когда надо, не сказал…
Тимофеев достал из кармана мятую линованную тетрадку, расправил. Карандаш на веревочке.
— Напишите вот здесь, Ульяна: «Ведомость на получение аванса за июль месяц тридцатого дня». Да ты помусоль карандаш — он химический.
Ульяна, склонившись над столом, написала.
— Давно уж в руках не держала, — зарделась Ульяна.
Тимофеев, рассматривая писанину, покрутил головой, как кедровка, перед тем как спрятать орех.
— Будешь моим помощником, — строго сказал Тимофеев.
Ульяна было рот раскрыла, но Тимофеев предостерегающе поднял руку.
— Никаких разговоров. Учет вести по бригадам — раз, — Тимофеев поднялся и переступил с хромой ноги на здоровую. — И оглашать на доске — два. Мелу добудем, не будет мела — углем. Только вот кому дать доску построгать?
— Инструмент есть? — спросил Кузьма.
— Должен быть, где-то валяется. Пошли посмотрим.
Тимофеев привел Кузьму к кладовке, повозился с замком, пихнул дверь. На полке аккуратно лежал столярный инструмент. И рубанки, и фуганки, и стамески, и долото, и ручная дрель.
— Ух ты! — У Кузьмы сердце екнуло. — Сколько добра. — Он брал то стамеску и пробовал на палец, то фуганком целился в дверь на свет.
— Ну вот, — отсоединил от связки ключ Тимофеев. — Пользуйся, закинешь эту мышеловку.
Ульяна вошла в новую работу, как человек входит после дневного зноя в воду. Чем глубже, тем приятнее. И сердцем немного отошла. Доска стояла на столбах около столовой. Ульяна и выкрасила ее, по указке Тимофеева, в два цвета — красный и черный. За день она обегала все бригады, высчитывала, кто сколько сработал, а вечером рисовала мелом против каждой фамилии цифры — кто на сколько выполнил задание. Кто справлялся с нормой — на красную полосу, отстающие — на черную. Писать фамилии на черную половину доски Ульяне было мучительно неловко, за свою жизнь она никого не обидела. Ульяна просила мужиков поднажать, а где видела — не хватает силы, сама бралась за багор.
В конце месяца собирались бригады и вместе с Тимофеевым решали, кто на чем едет. Кто на аэроплане, кто на коне, а кто и на черепахе. Сплавщики тыкались носами в доску, хохотали, а кто отворачивался от доски, шел с багром, как с копьем — наперевес к воде.
— А куда денешься, — оправдывали мужики Ульяну. — Справедливо!.. Баба с мозгой…
Оценка лесорубов была для Ульяны высшей похвалой. Кузьма вошел в силу и подбирался до знамени. Правда, знамя-то — выстиранный кусок красной тряпки на шесту, но все равно гордость.
