Ульяна перепугалась, выживет ли он.
— Кузя, Кузя, очнись, поплачь.
Кузьма открыл глаза, по щекам катились слезы.
Кузьма будто вспоминал, согласно кивал, даже взбадривался, а как только жизнь передолила и хворь пошла на убыль, Кузьма заметно стал набирать силу, а к осени уже помогал Ульяне по дому. Несколько раз намеревался сходить в контору. Теперь Тимофеев не заходил в избушку. Кузьма хотел попросить у него посильную работу, да Ульяна всякий раз отговаривала. То и дело наезжал на сплавную уполномоченный, а то и не один, походят по бараку, поскрипят ремнями, смотришь — повезли кого-нибудь на казенном тупоносом катере.
— Опять шныряют, — вернувшись с работы, шептала Кузьме Ульяна.
Кузьма только плечами пожмет.
Никак не возьмет в ум, кого ему бояться, за что? Если бояться, так его, Кузьму, надо. Его дотла распорушили, ни за что ни про что пожгли детей малых. Если он и защищался, так от бандитов-налетчиков. Свое кровное защищал, защищал, как на фронте. Кузьма не боялся за свою жизнь, жалко ему было Ульяну. Она изводилась и дрожала, как осенний лист в любую погоду.
— Бог с ними, Кузя, жить-то как-то надо… — уговаривала Ульяна Кузьму.
Как только Кузьма смог удержать в руках багор, никакие уговоры Ульяны не помогли. Кузьма вышел в бригаду на сплотку — освоился и поймал Тимофеева, когда тот шел с реки с водомерной рейкой.
— Ты Ульяну на бревна не ставь, — преградил десятнику дорогу Кузьма.
— Пусть сидит дома, — буркнул тот, — я что ее, гоню… — Тимофеев обогнул Кузьму. Но опять приостановился, обернулся: — Старательная она у тебя, жаль мне ее тоже. Вот если бы грамотная была.
— Знает она грамоту, — подшагнул к Тимофееву Кузьма. — И писать, и читать и считать хорошо умеет.
Тимофеев позаглядывал в глаза Кузьме:
— Почему тогда молчали, а? Пошли-ка, зайдем к тебе…
Ульяна как раз собирала на стол, увидела Тимофеева, обрадовалась.
— Прошу к столу…
Тимофеев отказался.
— Ну-ка скажи, Ульяна. Одна бригада, — поднял к потолку Тимофеев глаза, — причалила к бонам триста бревен, а другая бригада увязала пятьсот, из скольких бревен получилась «сигара»?
— Что это вы? — недоуменно поглядела на десятника, потом на Кузьму.
— Если можешь сложить, скажи, Уля.
— Ну, во-первых, из трехсот бревен не упакуешь связку — не хватает двухсот. Если учесть из штабеля да прибавить те, которые причалят, получится «сигара» из восьми сотен.
— Верно, — полупал глазами Тимофеев. — Ты скажи, Кузьма, знает.
— А я что тебе говорил?
