Кузьма встал, поглядел за ворота на дорогу. Светать начало, все было так, как всегда: мутнел лес, словно серебро в черни оживала пахота. Кузьма зашел во двор, заглянул в стайку. Красуля дохнула на него теплой мятой. Из хлева парным навозом обдало. В амбаре тоже было все по-хозяйски прибрано. Под дверями, это он и так знал, стояли мешки с отборным семенным зерном для посева. Прикинул запасы: на две зимы хватит муки — хлеб за хлеб заходит, — и овса, и зерна. Если не родит земля, не придется мыкаться. Цена подскочит на хлеб — добрый воз и продать будет не грех. Без деньги в хозяйстве тоже нельзя, невод бы надо новый купить, одежонку справить, ребятишки растут — женихи, невесты.
Кузьма спохватился и пошел на конюшню задать лошадям овса. Только скрипнула дверь, кони отозвались. Во время посевной Кузьма всегда держал своих на овсе. Какая еще трава в эту пору — нитки. Только Арина ходила сама по себе. Она была жереба, и Кузьма даже в посевную не запрягал ее. На конюшню она приходила овса похрупать. Кузьма насыпал по мере каждому.
В сенях загремела труба от самовара — поднялась Ульяна. Он пошел в дом.
— Ты чего, Кузя, такой сумрачный, полуночничаешь? — встретила его Ульяна. — Кто-то, кажись, ночью стучал? Или приснилось мне?..
— Приснилось, сват с ума сходит…
Ульяна то ли недослышала слов Кузьмы, то ли пропустила мимо ушей сказанное и, как всегда, принялась раздувать ичигом самовар.
Нагрянули в Кузьминки конники раньше, чем подсказывал Верхотуров. Ввалились в ограду, в избу вооруженные шашками и короткими кавалерийскими карабинами солдаты не солдаты и на казаков не похожи. И только когда вошел в папахе черный мужик и все перед ним расступились, Кузьма понял, что это и есть атаман. Кузьма встал.
— Садись, Агапов, — разрешил атаман Кузьме и сам сел на лавку. — Пойдешь ко мне в отряд? Послужим атаману Семенову?
— Я отвоевал свое, с бабами воевать?..
Дальше Кузьма смутно помнил, что происходило в его доме. Сновали солдаты, гремели дверями, тыкали Кузьме бумагой в нос, грузили телеги хлебом и всем, что попадало под руки. Запрягали его лошадей.
Кузьма очнулся, когда атаман спросил его о кобыле.
— Где? — переспросил Кузьма, уставившись на атамана мутными глазами.
— Я спрашиваю, где кобыла? — рявкнул атаман.
— А ты ее растил, кормил, поил, обихаживал? — словно сваи забивал Кузьма.
Атаман поначалу оробел.
— Да ты что, пьян, сволочь, — дыхнул на Кузьму перегаром атаман. — Нут-ко, протрезвите-ка это быдло, — отпихнул от себя Кузьму.
