Кузьму выпороли. На прощанье атаман пообещал спалить дом, если не будет кобылы, а с Кузьмы спустить шкуру. Нагруженные награбленным обозы скоро скрылись в лесу, а в Кузьминках еще долго не затихали плач и крики враз обнищавших кузьминцев. Кузьму отливали водой, он не скоро пришел в себя. Вечером в его доме собрались бабы, старик Селиверстов, Аверьян с перебитой рукой, Афоня. Брат Селиверстова с сыновьями не захотел заходить в дом и все грозил кому-то топором.
— Что будем делать, мужики? Как дальше жить? — спросил Кузьма.
— Отдать кобылу. — Ульяна, давясь рыданием, ушла за печь.
— Обороняться надо, братка, — подал голос Аверьян, — куда мы безлошадные…
— Обороняться, — поддержали остальные.
— Я так костьми лягу, — выкрикнул из сеней брат Селиверстова.
— Ребятишек погубим, баб, — вздохнул Кузьма. — Одно, в орешник уходить надо, в кедрачи… Ружья у всех есть?
Ружья оказались даже у подростков.
— Тогда ты, Аверьян, — обратился Кузьма к брату, — засядь на конюшие, ты, Афоня, — на чердаке. У тебя глаз вострый. Смотри за дорогой, пока все соберутся. На телегу только немощных посадим и хлеб…
— Где он, хлеб-то, — заголосили бабы. — Все взяли под метелку. Велели к завтрему коров свести, приедут забирать.
— Ну, тогда берите что есть съестного. Кобыла все не поднимет. Кто может нести, пусть стропалит котомки.
У Кузьмы внутри как что-то треснуло, и, когда он говорил, голос его дрожал.
— Расходитесь все, скот погоним гуртом впереди.
Кузьма опустился на лавку и, когда все вышли, позвал Ульяну.
— Ты, мать, только не плачь. Этим делу не поможешь.
— Я разве плачу, ну, как они тебя, Кузя. Это же надо не иметь сердца…
— Зато шкура будет дубленая. Ветра бояться не будет.
— Да-а, — заревела в голос Ульяна. — Надо хоть рубаху отмочить да снять, да помазать ореховым маслом.
— Рубаху снимем потом, ее только тронь, она и не удержится. Ты ребятишек собирай — это главное…
— Ладно, я состирну кой-что в дорогу, — сквозь слезы сказала Ульяна и убежала в баню.
Кузьма проводил глазами Ульяну и пошел собираться. Надо было снять за печкой с вешалов сети да и заглянуть в сундук — остались ли патроны, — бердана стояла уже у косяка. Принес ружье — сам брал в городе. Только Кузьма взялся за патроны, как на чердаке раздался выстрел. Кузьма — к окну. Опять эти грабители. Передний, в папахе, — Кузьма узнал атамана — покачнулся и клюнулся в коня. «Ай да Афоня». Двое пытались подхватить атамана, но выстрелы и их уложили. Из всех дворов затрещали ружья.
