| Я не мог отделаться от впечатления, что в свое время он пересек мой жизненный путь. |
| I racked my brains. | Я изо всех сил пытался вспомнить. |
| I was sure now that he was either English or American. | Теперь я был убежден, что он либо англичанин, либо американец. |
| But I was shy of addressing him. | Однако обратиться к нему было неловко. |
| I went over in my mind the possible occasions when I might have met him. | Я перебирал в голове случаи, когда мог с ним встретиться. |
| Not to be able to place him exasperated me as it does when you try to remember a name that is on the tip of your tongue and yet eludes you. | Невозможность связать его с какой-то определенной обстановкой действовала мне на нервы. Так бывает, когда тщетно стараешься припомнить имя, которое вертится на кончике языка. |
| The day wore on. | А время шло. |
| Another day came, another morning, another evening. | Наступил еще один день, еще одно утро, еще один вечер. |
| It was Sunday and the plaza was more crowded than ever. | Было воскресенье, на площади стало многолюднее. |
| The tables under the arcade were packed. | За столиками в галерее все места были заняты. |
| As usual the red-haired beggar came along, a terrifying figure in his silence, his threadbare rags and his pitiful distress. | Как обычно, появился и рыжий нищий, произведший на меня такое ужасающее впечатление своим молчанием, отвратительными лохмотьями и кричащей бедностью. |
| He was standing in front of a table only two from mine, mutely beseeching, but without a gesture. | Он стоял столика за два от меня, безмолвно умоляя о милостыне и не делая ни одного движения. |
| Then I saw the policeman who at intervals tried to protect the public from the importunities of all these beggars sneak round a column and give him a resounding whack with his thong. | Затем я увидел, как полицейский, который время от времени предпринимал попытки избавить публику от назойливости всех этих попрошаек, внезапно вырос из-за колонны и звонко щелкнул его плетью по спине. |
| His thin body winced, but he made no protest and showed no resentment; he seemed to accept the stinging blow as in the ordinary course of things and with his slow movements slunk away into the gathering night of the plaza. | Тощее тело рыжего вздрогнуло, однако он не произнес ни звука и не выразил ни малейшего негодования. Он, казалось, принял этот резкий удар, как нечто само собой разумеющееся, и так же незаметно, как появился, бесшумно исчез в сгущавшихся на площади сумерках. |
