|
| The monument in words explains Submissive sinner, Dimitry Larin, | Надгробный памятник гласит: Смиренный грешник, Дмитрий Ларин, |
| The brigadier, a slave of God, Has peace by him forever got. | Господний раб и бригадир, Под камнем сим вкушает мир. |
| XXXVII | XXXVII |
| At his Penates, quite permissive Vladimir honoured all, who died; | Своим пенатам возвращенный, Владимир Ленский посетил |
| At neighbour's monument submissive He dedicated him a sigh; | Соседа памятник смиренный, И вздох он пеплу посвятил; |
| His heart was sad, his voice was mournful. | И долго сердцу грустно было. |
| ' Ah, poor Yorick, said he, joyful | "Роог Yorick!16 - молвил он уныло. - |
| He kept me often in his hands, While I could show many pranks | Он на руках меня держал. Как часто в детстве я играл |
| With medal for Ochakov playing, Intended Olga for my wife | Его Очаковской медалью! Он Ольгу прочил за меня, |
| And wondered: would he be alive?' | Он говорил: дождусь ли дня?.." |
| Sincerely, in grief embracing | И, полный искренней печалью, |
| His heart, Vladimir qickly penned At tomb a madrigal by hand. | Владимир тут же начертал Ему надгробный мадригал. |
| XXXVIII | XXXVIII |
| By writing verse, the dismal mourner Of parents, with running eyes, | И там же надписью печальной Отца и матери, в слезах, |
| The ashes patriarchal honoured. | Почтил он прах патриархальный... |
| Alas! On furrows of lives | Увы! на жизненных браздах |
| New generations by some reason, At secret will of great provision | Мгновенной жатвой поколенья, По тайной воле провиденья, |
| Arise and ripen, then will fall, And others after them come all, | Восходят, зреют и падут; Другие им вослед идут... |
| To-day frivolous generation Matures, stirs, already tests | Так наше ветреное племя Растет, волнуется, кипит |
| Grandfathers to the tombs do press, It comes, the time of exitation, | И к гробу прадедов теснит. Придет, придет и наше время, |
| Grandchildren once upon good day Will press from world all us away. | И наши внуки в добрый час Из мира вытеснят и нас! |
| XXXIX | XXXIX |
| Meanwhile in life you try to revel, As much as I you take form it! | Покамест упивайтесь ею, Сей легкой жизнию, друзья! |
| I grasp its vanity, and never Too much I was attached to it; | Ее ничтожность разумею И мало к ней привязан я; |
| For fantoms I my eyelids closed; But some remote dear hopes | Для призраков закрыл я вежды; Но отдаленные надежды |
| Sometimes are troubling wit and heart: Without printing pretty mark | Тревожат сердце иногда: Без неприметного следа |
| To leave the world I would he sorry. | Мне было б грустно мир оставить. |
