— Нет, ребята, не так надо понимать это слово…
— А мы не про всех, — оправдывался Федотко.
— Про кого, например?
— О тех, кто нос задирает перед нашим братом, — мрачно отозвался Осип.
— По-вашему, если человек одет по-городскому, значит, он интеллигент?
— Ясно!
— Нет! — горячо заговорил Русаков. — Настоящий интеллигент — это тот, кто зарабатывает хлеб своим трудом и знания которого идут на пользу народа, ну, например, учитель, доктор, писатель. Интеллигенты бывают разные. Иные служат народу, иные — капиталисту, защищают его интересы, их в один ряд ставить нельзя… Вы слышали про таких интеллигентов, как Белинский, Чернышевский и Добролюбов?
Парни не спускали внимательных глаз с ссыльного, рассказывающего о героической жизни революционных демократов.
Наступал вечер. В переулке, где стояла мастерская, тихо ложились от заборов мягкие тени.
— Приходите почаще, нам еще о многом надо потолковать, — пожимая парням руки, говорил Русаков.
Как-то зимой, подрядившись везти зерно в Челябинск, на архиповскую мельницу, Епиха по привычке забежал к Русакову.
— Еду утром в уезд. Подрядили везти муку, — сообщил он. — Идет целый обоз.
— Что ж, поезжай. Кстати, не сможешь ли ты, Епифан, передать письмо одному человеку? Как его найти, я тебе расскажу. — Русаков вынул из кармана пиджака небольшой конверт: — Письмо очень важное и передать его нужно лично в руки. Сможешь ли ты это сделать? — Глаза Русакова смотрели на Епиху строго.
Парень замялся.
— Насчет политики?
— Да, — ответил твердо Русаков. — Я на тебя надеюсь, Епифан, спрячь только подальше.
— Боязно, Григорий Иванович, — неуверенно протянул тот, — а вдруг кто узнает? Тогда как?
— Пойдем оба в Сибирь, — улыбнулся Русаков и шутливо сдвинул шапку ему на глаза. — Волков бояться — в лес не ходить.
Веселый тон ссыльного ободрил Епиху, и, поправив шапку, он ответил:
— Ладно, передам.
Дней через десять Епифан рассказывал:
— Ну и дружок у тебя живет в Челябе, принял, как родного брата! Прихожу с письмом, прочитал и в горницу повел меня. Правда, домишко у него неказистый и сам одет бедно, но душевный человек. Напоил чаем, сходил со мной на постоялый. Помог запрячь лошадей и увел их к себе. Три дня я у него жил. Не отпускает на постоялый, да и все. Велел тебе поклонник передать и вот эту книгу. — Епиха достал из-за пазухи завернутую в газету книгу.
Русаков бережно развернул ее и, взглянув на обложку, обрадовался.
— Ну, Епифан, большое тебе спасибо, — и крепко потряс ему руку.
