– Или ты сдурел – поезд останавливать?! Кто-то найдет, порадуется пусть – пара…
Зал вяло улыбнулся.
…Шла предвыборная кампания. Валерий Павлович, как назло, заболел. Поднялась температура, он охрип. Но митинг был уже объявлен, и Чкалов решил ехать. Он поднялся на трибуну и, не обращая внимания на двадцатиградусный мороз с ветром, снял с головы шапку. Стоявший рядом товарищ ужаснулся:
– Валерий Павлович, так нельзя, совсем свалитесь…
Чкалов только зыркнул глазами.
– Соображай, я с народом говорить буду. – И так было произнесено – с народом,- что тот, сопровождающий, переживший Чкалова на много-много лет, до самой своей смерти не мог забыть это.
Кажется, зал начал оттаивать. Правда, медленно.
В стране были летчики, как я теперь понимаю, не уступавшие Чкалову. Один Александр Анисимов, как шутили в летной комнате – «заклятый друг» Чкалова (они соперничали неустанно), чего стоил. Но едва ли кто-нибудь из летчиков чкаловского ранга мог потягаться с ним в отзывчивости, в готовности не сказать, а сделать, помочь человеку.
…Пришел на депутатский прием работяга и долго жаловался – его обсчитали, недоплатили, а с проклятых бюрократов разве получишь… Но человек не желал уступать «им» – из принципа!
Внезапно Чкалов спросил:
– На сколько тебя обсчитали, мужик?
Мужик ответил.
– Плюнь! – решительно сказал Чкалов. Вынул из кармана деньги и смутился: как бы не обиделся работяга, как бы не посчитал чкаловские деньги подачкой.
– Ты вот что… бери – это из депутатских, чтобы не волынить. Вырвешь свою копейку – отдашь, а пока – держи…
Вообще отношение к деньгам, к вещам у Валерия Павловича было довольно специфическое. Когда он прилетел в Америку, с удивлением обнаружил в кармане комбинезона завалявшуюся копейку. Как об этом узнали вездесущие репортеры, мне неведомо, но в газеты попало: единственная в мире русская копейка, побывавшая над Северным полюсом… И началось! Любители сувениров ринулись к Чкалову: покажите, сменяйте, продайте… предлагали сумасшедшие деньги… После приземления в Штатах Чкалов пустил на сувениры весь остаток бортпайка. Он терпеливо раздавал автографы. А тут уперся и не отдал. Самому настырному коллекционеру рубанул весьма решительно:
– Запомни, не все в мире продается! Андерстен? – и добавил еще кое-что, чего джентльмен никак понять не мог.
А копейка? Она вернулась в Россию, я видел ее под стеклом в музее Чкалова, рядом с простенькими наручными часами, перочинным ножичком и какими-то еще мелкими предметами, перелетевшими из Москвы в Америку.
