Она посмотрела на студентов с той доброжелательной прямотой, которая с первой же минуты знакомства сближает людей. Но улыбка короткая, озабоченная, осветившая на миг лицо женщины, тут же погасла, как порой сквозь тучи прорвутся лучи солнца, чтобы потом сникнуть в темноте неба.
— Буду на тебя, председатель, в райком партии жаловаться, — пригрозила.
— Притом как ты есть калека, тебя там пожалеют, — усмехнулся Лоза. — А то и председательствовать за меня призначат. Я им спасибо скажу. По горло сыт этим председательством.
«Какая торжествующая наглость, — едва сдержал себя Петро. — Посмотрим, посмотрим, что ты за птица…»
Вот так Петро познакомился с Михайлиной Гавриш.
По дороге он осторожно спросил доярку:
— Лоза у вас давно председательствует?
— Говорят, как колхоз тут организовался.
— Так вы не из этого села?
— Мы тут недавно стали жить. Может, слышали про наше село Острив?
— Которое бандеровцы сожгли?
— Да.
Михайлина провела рукой по лицу, как бы отгоняя какие-то страшные воспоминания. И вдруг сказала:
— Там уже отстроились.
— Почему же вы не вернулись? — спросил Талмуд.
— Из-за мамы… Ей там все время чудится, будто из колодца слышатся голоса…
И, слушая Михайлину, молодые люди чувствовали, как у них в жилах стынет кровь.
— …Тогда бандиты погнали маму и меня… На руках несу годовалую дочку… Вот и колодец… Боже милый, стоят мои браты — Гнат и Федько. Руки колючей проволокой скручены… у Гната рубаха вся в крови. А Федька… его признать можно только по одеже… Лицо распухло, око выбито, с губ кровь сочится…
— Ты заявление в комсомол правой рукой писал? — спрашивает младшего пьяный бандит Гондий, вечное проклятие ему. Он из нашего села. Еще в сороковом у этих богатеев колхоз забрал мельницу и лошадей…
Гнат молчит.
— Правой, спрашиваю? — хлестнул его плеткой Гондий.
— Как сам левша, думаешь и другие? — усмехнулся Гнат, будто перед ним не главарь банды с автоматом, а тот же губастый мельниковский отпрыск, который всегда первым наскакивал, как петух, а потом с побитой харей бежал жаловаться своему батьке…
— А ты? Тоже правой рукой заявление в колхоз писал? — это Гондий Федька спрашивает.
— Я такой падали и отвечать не буду! — плюнул ему в глаза Федько.
— Выкалывайте ему второе око! — крикнул Гондий бандитам.
Мама упали в ноги этому убивцу и стали молить, чтоб простил сыновей…
— Встаньте, мамо!!! — закричал Федько. Этого крика мне уже до самой смерти не забыть… То еще счастье, что мама без памяти лежали, не видели, как Федьку и Гнатку, уже слепым, рубили правые руки… бросали в колодец… Потом маму поволокли в хату… Меня с дитем тоже загнали… И подожгли хату…
