Мелана лежала не шевелясь, как мертвая, хотя смутно до ее сознания доходили тревожные людские голоса. Ей казалось, что она уже никогда не вырвется из беспросветного мрака, где чьи-то сильные пальцы впились ей в горло. И этот шум… нестерпимый шум… и холод… Когда же ощущение шума в ушах стихло, она почувствовала, что отогревается, оживает.
— Где я? Кто вы? — открыв глаза, сдавленным голосом спросила Мелана.
— В доме друзей, — веселым и дружелюбным тоном отозвался Кремнев, и его черные глаза под сросшимися бровями, в первое мгновение испугавшие Мелану своей строгостью, как только он улыбнулся, неожиданно показались ей по-отцовски ласковыми.
— Но… я вас… вы меня совсем не знаете.
На глазах появилась непрошенная слеза и покатилась вниз.
— А плакать зачем? Вот сейчас мы выпьем валерианочки, — проговорила тоненькая блондинка с ямочками на щеках. Она взяла мензурку с водой, отсчитала капли и бережно, чтобы не пролить на платье Мелане, поднесла к ее губам.
Мелана покорно выпила, поблагодарив Ганну.
Когда прошла первая минута исступленного горя, Мелана вдруг вся затрепетала от сознания, что ее покинуло чувство своей ненужности. Она облегченно вздохнула всей грудью.
Мирослава Борисовна нагнулась и подняла с пола траурную ленту, видимо упавшую с руки Меланы, когда ее закосили в комнату.
— У вас кто-то умер? — осторожно спросила Ганна.
— Дочка, — как бы снова поднимая непосильную тяжесть, громко вздохнула Мелана. — А моего сына…
— Нет, нет, вы лучше ничего не рассказывайте, — остановила ее Мирослава Борисовна, испугавшись, что это может травмировать женщину.
«Пускай выговорится, пускай успокоится, — сказал жене взгляд Кремнева. — Самое страшное для нее сейчас апатия, безразличие, равнодушие».
В первую минуту, когда Мелана начала свою исповедь, в душе Петра шевельнулось неприятное чувство: «Эта особа достаточно раскрыла свою жизненную позицию, а сейчас будет винить кого угодно, только не себя за легкомыслие, которое едва не стоило ей жизни…»
Но беззвучный голос рассудка тут же упрекнул:
«Как ты можешь судить человека, если не умеешь подмечать в нем то, что скрыто от тебя? Может быть, здесь кроется нечто более значительное, сложное? Не спеши с выводами, может, личная драма этой молодой женщины, как охотника по заячьему следу, приведет тебя к медведю. И может быть, тебе откроется не только то, с чего началась ее беда, а ты сумеешь разглядеть более широкий конфликт. Сложны оттенки чувств человека, но ты знаешь, сколько терпения, такта, чуткости, психологической тонкости понадобится в твоем нелегком труде».
