И Петрик признал, что это на самом деле так.
— Угу, — сказал он. — Там, на Краковской улице, угол Армянской, где мы раньше жили, есть Юлька… Она сестра Франека… Так эта самая Юлька меня всегда пугала: «тебя бог покарает!»
— О, видишь, — встрепенулся Олесь. — А он не покарал? Не покарал? Выходит, и вправду, что выдумали.
— А тебя взял и покарал, — чуть слышно бурчит Василько. — Твоя мама умерла?
— Она… от воспаления лёгких… У нас денег не было, чтобы доктора…
Глаза Олеся сразу наполняются слезами. Крепко сжав губы, сгорбившийся, решительный, он бежит к воротам.
— Это он опять на Лычаковское кладбище… Там его маму похоронили, — жалостливо говорит Василько и мчится вслед за другом.
Петрик остаётся в горьком одиночестве, посреди захламлённого двора, где нагло шныряют голодные крысы. Некоторое время Петрик отважно охотится за крысами, стараясь угодить камнем в какую-нибудь из них. Но это занятие внезапно прерывает толстенная усатая дворничиха, обзывая Петрика висельником-разбойником, который вздумал перебить все стёкла в её комнате.
Это была возмутительная ложь. И Петрик, совсем как это делал муж дворничихи — извозчик, солидным баском заявил:
— Не бреши, старая кляча!
Возмущённая дворничиха огрела малыша по спине и поволокла упирающегося Петрика в подвал на расправу к матери.
Но мама не побила Петрика, а сказала дворничихе:
— Пускай ваш муженёк при детях попридержит язык.
Дворничиха не стала отрицать, что у её мужа поганый язык. А кулаки у этого беса ещё похлеще. И даже заплакала, показав маме синяки на шее.
Стало жалко дворничиху, и Петрик сказал:
— Я больше не буду, тётя. Добре?
Растроганная дворничиха, дыхнув луком на Петрика, поцеловала его в головку, пообещав занести пирожок с мясом.
Однажды утром, когда Петрик, ничего не подозревая, спал себе спокойно, а мама и Ганнуся во дворе выколачивали на снегу ковры владельца лома, стряслась настоящая беда.
Петрик проснулся от того, что ему вдруг стало нечем дышать. Присев на топчане, он принялся отчаянно тереть кулаками глаза, спросонья никак не понимая, где он находится. Вокруг было темным-темно как ночью. Петрику стало страшно.
— Ма! — вздрогнув, позвал он.
Тишина.
— Ма-а-а! — не своим голосом крикнул Петрик, чувствуя, что задыхается.
В эту минуту кто-то загремел ключом в замочной скважине, распахнулась дверь, и Петрик узнал испуганный голос сестрёнки:
— Боже… Петрик, братик!
— Тут я!.. Тут… — громко заявил о себе Петрик и выбежал, раздетый, босой, на цементный пол коридора.
