Мне надо было поторапливаться с перепиской, и я пускался на всякие ухищрения: рылся в старых запасах вощины, переплавлял негодные, заброшенные сухие соты на воск, бегал на хуторскую маслобойню и выклянчивал подонки масла, сливал их в бутыль и так накопил кое-какой запас горючего.
Я писал с утра до вечера, работал несколько ночей подряд. Мать бранила меня за расточительность, за бесхозяйственность, хотя я и сказал ей, что за переписку получу целых два рубля.
Закончив работу в семь дней, я понес Софье Степановне свои старательно исписанные листы. Она встретила меня так же приветливо и, хотя работа не весьма удовлетворила ее (я все-таки очень торопился и кое-где напачкал), тут же выдала мне два рубля. Это был первый полученный мной в собственные руки заработок.
Она небрежно сунула в ящик стола вместе с толстой тетрадкой переписанные роли, и я заподозрил, что они не очень-то к спеху были нужны ей, а ей просто хотелось чем-нибудь занять меня или испытать, способен ли я к усидчивому труду.
На этот раз я недолго засиделся у Софьи Степановны: ей надо было проверить большую стопку тетрадей. Я собрался уходить. Но она и сейчас не отпустила меня с пустыми руками. Она порылась в книжном шкафу и, достав оттуда небольшой томик в красном коленкоровом переплете, протянула мне:
— Прочитай это. Отложи своего Дюма, бог с ним. Это рассказы Максима Горького. Ты что-нибудь слыхал о нем?
Среди простого народа о Горьком тогда ходили самые причудливые легенды; о них Ване Рогову рассказывал его дядя, плотник Афанасий, часто уезжавший в город на заработки. Он уверял, что лично знал великого писателя, даже работал с ним в одной артели, что Максим Горький будто бы босяк, бродяга — ходит по Руси среди народа, появляется то там, то сям и открывает людям глаза на правду о жизни бедных и смелых людей, что сам он грузчик и обладает неслыханной физической силой… Какой-то отблеск действительной биографии писателя отразился в этих легендах и слухах.
Ничего больше о Максиме Горьком я не знал. Не говорили о нем и учителя нашей бурсы — Горький в учебных программах сельских училищ тогда, конечно, не значился…
Я взял красный томик с недоверием — в литературе у меня в ту пору, как я уже говорил, были свои кумиры…
