Доучивался Петр уже в Киевском реальном училище. Содержал себя сам: подрабатывал где придется, еще и пробовал помогать родным, вернувшимся в Троцкое. Но главное, он нашел путь к тайным кружкам учащейся молодежи Киева.
Шел 1886 год. Дядько Микола и Микола Чубенко должны были вернуться на родину несколькими годами раньше. Поиски их ничего не дали… Зато «нашлись» еще один братишка — Владимир и сестра Мария, названная так в честь матери…
«Эх, Чубенко, дорогой ты мой, — думал Петр, шагая с Тарокановки к себе на Мещанскую, — не обижайся, что я обращаюсь к тебе, как равный. Просто сейчас мне столько примерно лет, сколько было тебе тогда… Ты многое мне дал. Как я хотел бы ответить тебе тем же…»
Очередное сходбище на Таракановке выпало на рождественский сочельник.
— Может, не станем Василию Федоровичу такой день портить? — притворно озаботился Филимон Петров. — У него небось не одни мы. Когда-нито и отдыхать надо.
Нетрудно было догадаться, что у Филимона на сочельник свои планы.
— Ну что же, — не стал спорить Петр. — Отдыхать и верно надо. Так что встретимся в четверг, двадцать второго декабря.
Старик Петров удивился: зачем четверг, если пятница к субботе ближе? Петр отшутился: грешно занимать бабий день, пятницу. На самом деле ему не хотелось брать обязательства на день собственного рождения.
В конце концов договорились на четверг. Правда, Петр ожидал, что в табельный день тверяки не смогут собраться в полном составе. Работа есть работа, от нее не отмахнешься. Но они собрались, еще и новых слушателей привели: двух ткачей с нижнего этажа и молоденькую прядильщицу Антонину Никитину.
Антонина, принаряженная в плисовую жакетку, возилась с Веркиным малышом: сунет ему в цепкие ладошки пальцы и разводит в стороны. Тот сопит, упирается, гримасничает от усердия. А ей и радость. Раскраснелась. Из-под гребня высыпалась русая прядка. Волосы у Антонины пушистые, не примазанные, светятся вокруг головы. Глаза небольшие, светлые. Ничего особепного в них нет, разве что глядят хорошо, спокойно, будто издали. На губах полуулыбка, такая же спокойная, светлая, как она сама.
Петр невольно залюбовался девушкой. Не каждая женщина с ребенком олицетворяет материнство. Ту же; Верку взять: грубовата, затыркана, нет в ней такой вот теплоты, упоенности новой жизнью. А если и есть, то закрыто от постороннего взгляда, не соединяется с тем, как она говорит, что делает.
Впрочем, Верка намного старше. Кто знает, какой она была, когда ее звали Верой, лет десять назад… Если ничего не изменится в судьбе Антонины, и она погаснет. И она станет Тонькой. От слова «тонуть»…
