Когда девушка поднялась с колен, лицо ее было спокойно.
Вещи были построены вокруг нее вполне солидно. Чашки с кофе дымились, мать сидела за столом, скатерть лежала ровно — все снова недосягаемо.
Она уселась пить кофе. И задумалась о том, что комична была бы жизнь их обеих, если б они обе говорили. И как город Сан-Жералдо разрушился бы, если б вместо того, чтоб рассматривать его, держа на расстоянии, недосягаемом для голоса, кто-нибудь наконец заговорил. Если б она и Ана разговаривали, она б давно нашла момент разбить свое собственное сопротивление искренним словом. Но между людьми, друг друга не понимающими, объяснения бесполезны.
— Ах, Лукресия, девочка моя, я сегодня так плохо спала, — сказала Ана, обескураженная независимым видом Лукресии, которая, после мгновенного порыва, снова стала бесстрастна.
— Мама, милая, вам надо больше выходить из дому.
— Сохрани меня Бог, доченька, о Господи, что ты говоришь?
Но пока Ана готовилась продолжать, втягивая дочь в длинный разговор, девушка встала, пересекла коридор и вошла в приемную. Где свет из чужих окон позволял не зажигать лампы. Тут она взяла ботинки и начала тихонько начищать в полумраке.
Вначале немного неузнаваемая, через мгновенье комната стала принимать свой прежний контур, имея средоточием цветок.
Душою был ветер, норд-вест дул стремительным потоком, дробимым фасадами зданий.
Помещение было заставлено кувшинами, безделушками, креслами с вязаной накидкой, и на цветастых обоях стен теснились вырезки из журналов и картинки из старых календарей. Воздух душный и чистый, как бывает в постоянно запертых помещениях. Пыльный запах старых вещей. Но скоро начнется такая выставка — каждый предмет окажется на виду… Ничто не помешает этой двери открыться — ветер обещает сдернуть все засовы!..
Водя все медленней щеткой по ботинку, мечтательная девушка с удовольствием осматривала свою крепость, не ища тайного, но глядя в упор: приучилась смотреть на вещи честно. Стараясь стоять крепко — как на Паственном Холме. Такова была ее манера смотреть. В этой девушке, что знала о себе немногим больше, чем свое имя, стремление видеть было стремлением проявить себя. Когда каменщик строит дом, он с гордостью смотрит на свою работу и улыбается — так и Лукресия Невес могла знать о себе лишь то, что вне ее и что можно видеть.
Но надо было собрать все свое мужество, чтоб начать… Пока она не приступит, город остается нетронутым. Но стоит начать смотреть, как он распадется на тысячи кусков, которые потом и не соберешь.
