— Если не считать друдов.
— Вампиры стали убивать друдов?
— Сначала убивали нас. Друдами всегда становились те, кто не оценил собственной свободы, кому было мало полученной силы.
— Новички?
— Новички. Те, кто, выбирая вкусом и мощью, предпочитал мощь. Кровь вампиров не так вкусна, как кровь смертных, но она сильнее, гораздо сильнее. Кое-кто считал, что очищает мир от скверны, то есть от нас…
Голос Фаргела прервался. На его лице вдруг отразилась такая боль, что я отшатнулся. Такого взрыва эмоций я не ожидал. Что за чёрт? Только что сам говорил, что понимает охотников, а теперь переживает из-за сравнения со скверной? Что происходит-то?
— Фельве тоже этого хотел? — спросил я, пряча за вопросом свою растерянность.
— Он так говорил. На самом деле он был истинным творением ада: зловещим, безжалостным убийцей, истребляющим всех, кто встречался на пути. Он стал для нас кошмаром. Вампиры далеки от того, чтобы называться святыми. Но и среди них есть по-настоящему милосердные существа. Такой была моя дочь.
Замолчав, он поднял взгляд к затянутому тучами небу. Местами, где их покров истончался, на землю пробивался свет ослепительно красивых звезд. Маловероятно, что Старейший вдруг решил ими полюбоваться. Может, Старейшие не так возвышаются над страстями, как декламируют?
Не зная, что сказать, я топтался на месте. Затянувшуюся паузу прервал Фаргел:
— После того, как Фельве убил ее, я начал охоту. Остальное — ты знаешь.
Он взглянул на меня печальными глазами:
— Прости, мне надо побыть одному.
Извиняюще склонил голову и, чуть присев, взмыл вверх — на крышу стоящего рядом дома.
Постояв какое-то время, я опустил голову и пошел по своим делам.
Самое интересное: Фаргел начал мне нравиться.
Конечно, вовремя я не поспел: праздничный стол был порядком опустошен, да и старый год уже проводили.
Папа чего-то буркнул про необязательность сына. Отметив строгое лицо супруги, примолк — и в дальнейшем признаков недовольства не выказывал.
Мама порхала вокруг меня, обращаясь с пропавшим чадом как с самым дорогим, что у нее есть. Последнее обстоятельство мало понравилось Наде: брови сестренки насупились, в глазах словно заплясали миниатюрные молнии — словом, девчонка была прелестна. Улучив момент, я продемонстрировал ей кислую мину, но прощения не дождался.
К маминым «охам»-«ахам» добавились междометья наших знакомых — супружеской пары, прибывшим в гости вместе со своим сыном. Сам пацан лишних звуков не производил, зато разглядывал меня самым наглым образом. Еще бы табличку повесили на грудь: «Клоун сезона»! Даже Надя сидела далеко — у самого телевизора. Праздник грозил сделаться ярким и невыносимым.
