По моей спине пробежала струйка холода. Расширилась, заледенила позвоночник. Я поежился. Будет обидно, если и меня прихлопнут за кампанию.
— А что, сами вампиры их поиском не занимаются?
Так, я за кого играю? За вампиров или за нормальных людей? Но не за охотников, это уж точно!
— Почему же? Еще как занимались. Но, должен сказать, все попытки оказались неудачными. У каждого из этих людей стоит мощный телепатический блок: мы просто не замечаем охотника: не слышим его мыслей, не чувствуем переживаний. Благодаря этой защите они могут подобраться очень близко. Зато мы можем их услышать — и уж тогда!
Фаргел резко сжал пальцы в кулак. На какую-то секунду замер — и продолжил вполне будничным тоном:
— С другой стороны, есть ли у нас право злиться на убийц? Сами давным-давно убиваем. К тому же охотниками становятся только те, чьи близкие погибли, встретившись с вампиром. Сомневаюсь, что на их месте я вел бы себя иначе.
— Ты сочувствуешь охотникам?
— Их можно понять. Они солдаты, а не палачи. Сильные, волевые люди. Противника можно не любить, но уважения они заслуживают.
— Предпочитаю уважать их на расстоянии.
Фаргел засмеялся. Смех был низким, добродушным, приятным.
— Я тоже. Поверь, они были бы рады это услышать.
— Им так важно уважение вампиров?
— Сомневаюсь. Скорее, было бы приятно, что вампиры их опасаются.
— Почему?
— Потому что они знают все о наших возможностях. Передвигаются сформированной группой, в которой понимают друг друга по взгляду. Используют современную спецодежду, вооружение. Слышал когда-нибудь про арбалет с оптическим прицелом?
— Видел… в кино.
— Встретишься воочию — будь осторожен: древесина пропитана святой водой. Оружие отсыревает, быстрее выходит из строя, но недостатка в оборудовании охотники не испытывают. Если на тебя нападут — убегай. У новичков шансов практически нет.
— А у тебя?
— У меня — есть. Были прецеденты.
Мне стало страшно. Поменяем-ка тему:
— А кто был самым первым вампиром?
— Никто точно не знает. Версий множество, но сказать, какая из них правдива, могут лишь старейшины. Да и в этом я не уверен.
— Почему?
— Потому что самых первых давно нет. Мы все-таки очень похожи. Раньше вампиры стремились к власти — будто она кому-то нужна. В глупой резне погибли самые первые: каждый хотел руководить. Тогда все они были новичками — глупыми, жадными и ограниченными.
— А потом?
— Потом мы изменились. Перестали убивать друг друга, если… — Фаргел замешкался.
— Если? — повторил я.
