Тропинкой человека - Евгений Александрович Щукин

ЖАЖДА. Ничего похожего на банальное желание влаги. Ничего общего с тем, к чему я привык. Секунда за секундой — я умирал, в невыносимой боли распадаясь на мельчайшие частицы, на молекулы, атомы — и, будучи рабом жажды, возрождался снова. Она, моя Госпожа, гнала, гнала на поиски жертвы, которая должна была избавить меня от мучений и окончательно превратить в нечеловека. Ей, моей бездушной хозяйке, было все равно, каких принципов, норм морали я придерживался раньше. Умри или убей! — зудом клыков, оглушительной пульсацией крови в висках требовала она.

Я сопротивлялся. Боролся так, как если бы она была живым организмом, невесть как попавшим в мое тело. Я знал — как попавшим! Об этом после. Сначала надо утолить ЖАЖДУ.

Я перепробовал уйму продуктов. Деньги стремительно заканчивались — у студента не бывает много денег — а пища все не находилась.

Приходилось не просто контролировать состояние ГОЛОДА, нужно было держать в узде сами мысли. Но… с каждой минутой это удавалось все меньше и меньше. Аромат снующих туда-сюда людей пьянил, сводил с ума.

Я поспешно вбил в рот кусок только что купленной булочки — резиновое, безвкусное тесто с завидным упорством оставалось сухим, как бы долго я ни приминал его зубами.

Зайдя за угол остановки, я выплюнул булку. Она осталась практически в том же состоянии, только и того, что немного подавлена. Может, спасу жизнь какой-нибудь голодной собаке.

Вызванная образом никому не нужного существа, Жажда застлала взор кровавой пеленой. Идущий мимо мужчина ненадолго задержался, отметив мою странную дрожь, и — Слава Богу! — проследовал дальше.

Вернувшись к витрине киоска, я попросил газводы. За ней последовал сок…

Жажда только разгоралась. Пока я боролся. Сколько еще выдержу? В поисках спасения я снова, наверное, в сотый раз, оглядел остановку.

«Остановка имени Лизы Чайкиной» — универсальный перекладной пункт для всех желающих добраться из центра до окраин города, в данном случае представленных Московкой и Чкаловским поселком.

Время не слишком позднее — десять часов вечера. Ему хватило пятнадцати минут, чтобы из мирного обывателя превратить меня в нелюдь, до самых ушей наполненную жаждой убийства.

…В 21–00, как и положено, из «Пушкинки» были изгнаны последние студенты, в невыразимой печали вдруг осознавшие, что пора — уже — браться за курсовую. В числе этих несчастных первоначально находился и я — до той поры, пока не посетила мысль обойти здание библиотеки, чтобы полюбоваться гаснущими огнями.