Ольга лишь мельком взглянула на него, быстро приготовила из остатков съестных запасов завтрак, стала сворачивать постели.
Сам он принялся запрягать гнедого, напевая вполголоса:
Там вдали за рекой загорались огни,
В небе ясном заря догорала.
Сотня юных бойцов из будённовских войск
На разведку в поля поскакала...
Эту песню он всегда мурлыкал себе под нос в минуты душевного равновесия.
— Яш-улы! — окликнул его Каип Ияс, которого Галиев и Шаповал уже приготовились конвоировать на заставу. — Спасибо тебе за ужин и ночлег. Каип Ияс — бедный человек, но добро помнит.
— Ладно, топай, — проворчал Яков, еще раз обозвав шаромыгой Каип Ияса.
— Что он сказал? — перебегая подозрительным взглядом с Якова на задержанного и обратно, спросил Галиев.
— Благодарит за хлеб, за соль, — сказал Яков, отлично понимая, что Галиев, то ли башкир, то ли татарин по национальности, не может не знать таких слов, как «якши» и «яш-улы».
После завтрака сложили вещи на уже просохшую под жарким солнцем телегу и в сопровождении сидевшего верхом на коне Галиева отправились в путь, выискивая неповрежденные участки дороги.
На выходе из ущелья вся дорога размыта. Вместо булыжного покрытия — наносы песка и гальки. По одну сторону размытого участка уже скопилось несколько машин и повозок. А сколько таких участков на всем протяжении от города до Даугана!
Когда подъезжали к широкой промывине против щели Сия-Зал, откуда и сейчас бежал мутный ручей, с другой стороны к промывине подъехала подвода, запряженная парой лошадей. Правивший лошадьми парень, показавшийся Якову знакомым, соскочил с телеги, остановился у промывины. Кайманов сразу узнал в молодом курде верного друга детства Барата. Остановив лошадь, он тоже подошел к краю промывины, защищая рукой глаза от бившего прямо в лицо утреннего солнца.
То ли Барат увидел, что на левой руке смотревшего на него рослого человека не хватает безымянного пальца, то ли по другим приметам узнал друга, но до Якова донеслось громкое взволнованное восклицание:
— Ёшка, скажи, дорогой, сплю я или не сплю? Ты это или не ты?
— Я, Барат, я, — отозвался Яков, чувствуя, как увлажняются глаза.
Барат, превратившийся за время разлуки во вполне сложившегося мужчину, перешел вброд прямо в чем был — в брюках и чарыках — через шумевший поперек дороги поток, бросился к Якову. Тот раскрыл навстречу ему объятия.
— Салям, Барат-джан! Здравствуй, дорогой друг! Как я рад тебя встретить на родной земле! А это моя жена, — представил Яков Ольгу.
