Продолжаю:
Каждое утро, очень тихо, чтобы не разбудить соседок, девушка включала транзистор, одолженный у Марии да Пенья, включала исключительно ради программы «Радио-Часы», передающей «точное время и новости культуры», и никакой музыки — только падающие капли звуков, отсчитывающие уходящие минуты. Кроме всего прочего, этот канал использовал интервалы между каплями-минутами для торговой рекламы — она обожала рекламу. Это была великолепная программа, так как между сигналами она давала массу интересных сведений, которые, возможно, когда-нибудь ей пригодятся. Так, она узнала, что императора Карла Великого звали в его родной стране Каролус. Правда, ей ни разу не представился случай блеснуть своими познаниями, ну, как знать, может быть ей это удастся, кто ищет, тот всегда найдет. Однажды она услышала информацию о том, что лошадь — единственное животное, которое не скрещивается со своим потомством.
— Ну, это, парень, уже непристойность, — сказала она диктору.
В другой раз она услышала: "Покайтесь во Христе, и Он даст вам счастье.» И она покаялась. Так как она не знала, в чем, то каялась всем и во всем. Пастор также сказал, что месть — это козни дьявола. И она не мстила.
Да, кто ищет, тот всегда найдет. Правда?
У нее было то, что называется внутренним миром, но она не знала об этом. Она жила этим миром, словно поедала собственные внутренности. Утром по дороге на работу она производила впечатление тихой помешанной, потому что витала где-то далеко, в высоких и ослепительных мечтах. Мечты эти, несмотря на всю их интимность, были расплывчаты и смутны, потому что не имели стержня — опыта чувств. Чаще всего в ней была пустота, та пустота, что заполняет души святых. Была ли она святой? Похоже на то. Она не понимала, что она думает, потому что ничего не хотела сказать. Но, кажется, вся ее жизнь была долгим размышлением ни о чем. Другие люди были нужны ей только для того, чтобы верить в себя, хотя она теряла себя в бесконечных круглых пустотах, которые заполняли ее. Она размышляла даже печатая на машинке и от этого делала еще больше ошибок.
Но у этой девушки были свои радости. Холодными ночами она, дрожа под холщовой простыней, любила читать рекламные объявления, которые вырезала в конторе из старых газет. Она их коллекционировала, приклеивая в альбом. У нее было одно, самое любимое, с цветной фотографией открытой баночки с розовым кремом для кожи, кожи женщин, непохожих на нее. У нее начинался нервный тик, стоило ей закрыть глаза и с наслаждением представить эту баночку в своих руках: крем был такой аппетитный. Если бы у нее были деньги, она бы обязательно купила его. Не для кожи, нет, она бы съела его, прямо ложкой из банки. Дело в том, что ее организму катастрофически не хватало жиров, он высох, как пустой бурдюк. Она превратилась, подобно времени, в материю в ее первоначальной форме. Возможно, так она спасалась от искушения быть несчастной и жалеть себя. (Когда я думаю, что я мог бы родиться ею — почему бы нет? — я трепещу. Тогда я сам себе кажусь трусом и чувствую свою вину, как гласит одно из названий этой книги.) В любом случае, будущее, кажется, станет лучше. По крайней мере будущее имеет то преимущество перед настоящим, что не может не быть лучше, если настоящее — хуже некуда. Но эта девушка не была нищая духом. В душе ее словно благоухал неувядающий цветок. Потому что, как ни странно, она верила. Она была всего лишь сгустком живой материи. Но она существовала. А я? Обо мне известно только, что я дышу.
