Консьянс блаженный. Катрин Блюм. Капитан Ришар - Александр Дюма

У границы департамента Эна, к западу от городка Виллер-Котре, на опушке великолепного леса площадью в двадцать квадратных льё, под сенью, быть может, самых прекрасных во Франции буков и самых могучих дубов расположилась деревенька Арамон, настоящее уютное гнездышко, затерянное среди мхов и листвы. Ее главная улица едва заметно спускается к замку Ле-Фоссе, где прошли первые два года моего детства.

По мере того как человек идет по жизни, а по сути говоря, по мере того как он удаляется от колыбели и приближается к могиле, незримые нити, привязывающие его к месту рождения, похоже, становятся все более прочными и неразрывными. Дело в том, что сердце, душа, разум человека и, наконец, все естество человека восстает против призрака по имени «время», который неустанно, сильно и весьма ощутимо толкает его вперед, так что жизнь словно катится вниз по склону, и, повинуясь закону тяготения, катится тем быстрее, чем ближе ее конец; и вот человек обращает взор к своему прошлому; он кричит и хватается за все, что попадается ему на пути; затем, поскольку все это тоже катится по тому же самому склону, влекомое одним и тем же вихрем, несчастный чувствует, что всякое сопротивление бесполезно и безнадежно; и тогда он тянет руки к чему-то далекому, к тому, что пламенеет на утреннем горизонте так же ярко, как под последними лучами заката, озаряющими стены смиренной хижины или обагряющими окна величественного, горделивого замка.

Человеческая жизнь четко разделяется на два периода: первые тридцать пять лет отданы надеждам, а остальные — воспоминаниям.

Затем в пустыне жизни, где оазисы встречаются все реже и реже, возникает еще один удивительный мираж: все то, что поражало взгляд в начале пути, когда идешь с поднятой головой, открыв объятия Надежде, прекрасной, но ускользающей богине; все то, чему почти не уделял внимания; все то, что беззаботно оставлял на дороге; все то, что презирал как слишком темное и чем пренебрегал как слишком скромным, — все это, лишь только пересечешь жизненный водораздел и начнешь питаться уже не надеждами, а воспоминаниями, продолжая тем не менее двигаться вперед, ибо девиз жизни остается все тот же: «Иди!», однако идешь уже склонив голову и опустив руки, — все это мало-помалу вновь проявляется в душе, и она, дочь Неба, дорожит этим девизом, в отличие от гордыни, дочери Земли, и темнота становится светом, а смиренность — величием, и вот уже любишь то, что презирал, и восхищаешься тем, чем пренебрегал.