Скрываться в незнакомом городе, не вступая при этом в сношения с обитателями этого города - чистой воды утопия. Данную истину Корсаков хорошо понимал. Поэтому когда брюнет потащил девицу за собой в подземный переход, Корсаков направился следом за парочкой. Брюнет производил впечатление щедрого гуляки, но отнюдь не богача, и можно было предполагать, что в той компании, к которой он звал примкнуть свою чахлую подругу, человек с несколькими сотнями в кармане окажется желанным гостем. Ощупывая в кармане пачку червонцев, Корсаков спустился вслед за парочкой в переход. Под землей гулко разносились выкрики брюнета:"Культурно проведем время!.. Прекрасные люди!.. Снимем стресс!.." Корсаков с удивлением отметил, что брюнет явно стремится представать перед девицей исключительно в профиль. Причина столь странного поведения обнаружилась наверху, когда брюнет поднялся на крыльцо двухэтажного особнячка. Свет из окна упал на его лицо, и обнаружилось, что в его темных очках отсутствует одно стекло. Корсаков стал в тупик: брюнету, по его мнению, следовало либо выкинуть очки, либо вставить стекло. Как можно носить очки с одним стеклом, Корсаков решительно не понимал. В следующие несколько недель жизнь в России научила его тому, что многие вещи не имеют никакого разумного объяснения и тем не менее успешно существуют.
Брюнет поднял руку и нажал на кнопку звонка со словами:"Дадим просраться старому черту". Корсаков вздрогнул: металлический рев звонка мог бы, вероятно, разбудить даже усыпленного арктическим холодом мастодонта. Окна по-прежнему светились, однако брюнету никто не открыл. Тот еще несколько раз запустил мощную трель в недра особнячка, но когда ему вновь не открыли, рассердился не на шутку. Забравшись на выступ стены и прижавшись носом к окну, брюнет вдруг дико завопил:
- Ага! Вот он, гад! Нажрался уже! Открывай, старая свинья!
Далее понеслись совершенно непристойные, но очень смачные обороты. О существовании таких выражений Корсаков мог, конечно, догадаться логически, однако в реальной жизни ему ничего подобного слышать не приходилось. Брюнет нисколько не стеснялся своей словно вымоченной в уксусе спутницы, а та продолжала зябко поеживаться и делала вид, будто все происходящее ее не касается.
- Открывай, хронь проклятая! Открывай, старый пень!- бесновался у окна брюнет. Устав колотить по раме и барабанить в стекло, он обезьяньим прыжком переметнулся к двери и принялся вновь давить на кнопку звонка, удрученно причитая:
