Наверное, он задремал, разомлевший под ласковым солнцем, и когда возвращался, уже слышал, как гремели посудой на кухне – время обеда. И снова, как вчера, неожиданно столкнулся с Ниной. Тёмно-бордовое платье выглянуло из-под распахнутого халата, и это сочетание бордового и белого показалось Михаилу Петровичу необычно красивым, даже обворожительным.
– Как здоровье, Михаил Петрович? – спросила Нина, протягивая ладошку, и под пальцами ощутил Коробейников мягкую руку.
– Да вроде лучше. Так, по крайней мере, Наталья Сергеевна считает.
– А вы? – засмеялась Нина.
– И я тоже, – искренне ответил Михаил Петрович.
– А я вас сегодня в гости ждала, с вашим весёлым другом.
– Лежит он, нездоровится. Да и зачем вам наш визит? У вас и своих забот хватает. Я вам искренне сочувствую и одного прошу: держитесь!
Нина помрачнела лицом, какая-то печать рассеянности и тоски легла на лицо, но она ответила довольно бодро:
– А мне на людях легче своё горе переносить. Да вы, наверное, по себе это знаете.
Знал, ох, как знал Михаил Петрович, что такое тоска и горе, которые, кажется, висят в каждом углу дома, как иконы. В первые дни после смерти Надежды он с тоской ждал ночи, точно какого-то страшного приговора, когда не спрятаться и не отвернуться, вроде всё время под дулом ружья находишься. А женщине наверняка вдвойне страшнее. Но говорить об этом не стал, а наоборот перевёл разговор на другую тему – о погоде, которая, кажется, повернула на лето, о предстоящих отпусках.
– Сам-то я, правда, всё время в отпуск в месяцы с буквой «р» хожу.
– Это как понимать?
– А очень просто, – засмеялся Михаил Петрович, – январь, февраль, октябрь, ноябрь и так далее. Стыдно признаться, но за свои пятьдесят три я ни разу в море не купался. Кому ни скажу – не верят.
– Что, не получается?
– Да вот проклятая работа не отпускает. То сев, то уборка…
– Плохо работаете, Михаил Петрович, – с грустной улыбкой проговорила Нина. – Вот, говорят, японцы такой эксперимент провели – на месяц отпустили директоров своих компаний в отпуск, а потом проанализировали и определились: где предприятие и фирма работали без срывов, там руководителей оставили на прежнем месте, а где аврал, провалы, чехарда – тех сразу поменяли.
– Попробовали бы японцы у нас, – с искренней тоской ответил Михаил Петрович. Ему на секунду представился худой, злой, с отёчным лицом Кожевников – какой уж тут эксперимент, лишь бы не завалил дело окончательно.
– Вы сейчас, я вижу, о работе тоскуете, – спросила Нина.
