Свет — это история.
Полная эффектов, к которым так чувствительны глаза Галы. Из них состоят наши сны. От лучиков свечи до галлюциногенного галогена: снимки засвечиваются, как только его зажгут. Каждый луч отбрасывает магическое сияние и является источником чудес, которые добавляет или стирает, обогащает или обедняет, подчеркивает или размывает. Он дает веру фантазии, делает мрачнейшую действительность прозрачной и дрожит как мираж. Свет — это инструмент, которым я творил миры и свою собственную жизнь. Кто не стремится отсрочить угасание?
1976
— Ах, двигаться, — сказала она, — упиваться движением, это восхитительно! Трудно придумать большее мучение, чем месяцами стоять на одном и том же месте, правда?
Жизнь компонует факты жестче, чем мы сами можем придумать. Скоро, когда рассказ подойдет к концу, Максим не захочет верить, что это действительно были первые слова, которые он услышал от Галы. В один прекрасный день он снова заглянет в захватанный сценарий и вспомнит, как это было.
Гала сидела не шевелясь. Говорила медленно и осторожно, будто до этого молчала несколько месяцев и губы с трудом привыкали к словам. Только потом, через несколько часов, он заметил, что вообще все ее движения были медленными.
— Быть свободной! Ходить, куда хочешь! За одну такую ночь я готова отдать свою жизнь. Двигаться!
Положив локти на спинку стула, она с трудом подняла левую руку и с удивлением посмотрела, как ее безвольно висевшая кисть ожила и начала свободно двигаться.
— Не хочу думать о том, что эта ночь пройдет, — сказала она. #9632;- Не хочу об этом думать, а то я сойду с ума!
Первое прочтение «Бала манекенов» проходило в доме знаменитой пожилой актрисы, которая согласилась быть режиссером этой пьесы для амстердамского студенческого театра. Собралось много желающих, привлеченных ее именем. Максим, в компании всегда неуверенный, с растущим беспокойством рассматривал остальных первокурсников, кружком сидящих в гостиной. Он не знал никого из них. Они так суетились, стараясь, чтобы все увидели и услышали, что они собой представляют, что у него угасла всякая потребность показать себя. Его всегда сбивала с толку манера людей в компании делать одно, когда он ясно видел, что думали они совсем другое.
Интересно, это только он один замечал, или остальные просто делали вид, что ничего не видят. В компании он чувствовал себя, как путешественник в чужой стране, интересующийся местными обычаями и страдающий от невозможности их понять. В то же время, в том расстоянии, которое чувствовал Максим, была некая безопасность. Он мог совершенно спокойно оценивать их намерения и опережать их. Даже если он сидел напротив кого-то, у него все равно было ощущение, будто он наблюдает со стороны, наполовину спрятавшись, и, действительно, большинство присутствующих были слишком заняты рассказами о себе, чтобы по-настоящему увидеть Максима.
